Совсем недавно отметил свой 60-летний юбилей заместитель декана радиотехнического факультета Полоцкого государственного университета Александр Петрович Голубев. Жизненный путь 1000-го выпускника ПГУ, одного из создателей и «души» РТФ, просто замечательного человека – в нашем традиционном интервью.
Корр.: Александр Петрович, расскажите, пожалуйста, немного о Ваших родителях, о школьных годах.
А.П. Голубев: У меня местные корни. Родители – с Полотчины. Папа – из Россонского, а мама – из Ушачского района. Когда началась война, папе было шестнадцать. Он прошел войну – партизанил в этих краях. Родители – работники связи. Папа окончил курсы связистов, а мама работала на почте. Познакомились они в Глубоком, там же и поженились. Пока были молодые, «кочевали» по Витебщине. Родился я в Дубровно, куда родителей забросило по работе. Но с Полоцкой землей их связывали прочные корни. Поэтому в 1961 году, когда строился нефтеперерабатывающий завод, папа поехал сюда. Я с гордостью храню его Почетную грамоту Верховного Совета БССР за пуск «Нафтана».
Когда жизнь у папы немного наладилась, он привез нас с мамой сюда – еще даже не в Новополоцк, а в рабочий поселок Полоцкий. В 1962 году совсем юный населенный пункт еще ограничивался районом «первой палатки». Дом на Молодежной, 13 был одним из немногих настоящих жилых зданий. Кругом стояли одни палатки и временные постройки. Мой детский сад, например, размещался в бараке.
Неподалеку находилась единственная школа – школа № 1. В 1963 году я пошел туда в первый класс. По жизни мне всегда было свойственно постоянство. Неудивительно, что все десять лет я проучился в одной школе. Очень благодарен учителям за полученные знания. Учился я великолепно! Приоритет, конечно, отдавался физике и математике.
Корр.: Интересу к точным наукам, очевидно, способствовала профессия отца?
А.П. Голубев: Наверное. Папа – радиолюбитель, радист. Где-то гены сыграли свою роль. А еще я очень благодарен своим учителям. Это были Педагоги с большой буквы! Буквально все. Учился я в охотку, дополнительно посещал занятия на станции юного техника. Уже в шестом-седьмом классах мне были интересны какие-то ламповые платы. Начал паять, что-то настраивал, что-то собирал. Папа был фанат-радиолюбитель по коротким и ультракоротким волнам. И я имею второй разряд по приему и передаче радиограмм. Тогда связь по КВ, УКВ была своеобразным интернетом. Сигнал был «никакой», но это было что-то!
Физику в школе мне преподавал Геннадий Аркадьевич Дубченок. Он потом и на кафедре физики у нас в университете достаточно долго работал. Это святой человек! В восьмом классе я понял, что физика – мой главный интерес. Хотя в девятом классе оказался в призерах областной предметной олимпиады по химии. Тогда комплектовалась сборная Беларуси для участия во всесоюзной олимпиаде. Я был запасным, сборы прошел в БГУ. Имел честь после окончания девятого класса участвовать во всесоюзном слете юных химиков, который проходил в пионерском лагере «Орленок» под Туапсе на берегу Черного моря. Остались очень сильные впечатления! Из того отряда порядка двенадцати человек поступило на химфак Московского государственного университета.
В городе я был «в призах» и по математике, и по иностранному языку. Хотелось бы и по физике, но тогда в школе № 2 работал Евгений Михайлович Крылов, вечная ему память. Он и физику своим ученикам давал на высочайшем уровне, и обсерваторию создал. Физик был от Бога! В городе его школа доминировала в физике. Как бы мне ни хотелось, как бы я ни готовился, но я оставался немного «за призами».
Корр.: Сами Вы, очевидно, склонялись к физике, но Новополоцк, в котором Вы росли и учились – город большой химии. Приходилось ли выбирать между химией и физикой?
А.П. Голубев: Химия меня интересовала, прежде всего, как радиолюбителя. В десятом классе я понял, что эта наука во всем ее полном объеме – не мое. Меня привлекала неорганика, мне было интересно травить платы. Как ребята ни уговаривали поступать на химию, всерьез такой вариант я даже не рассматривал.
У меня была единственная золотая медаль в Новополоцке. Серебряных тогда не было, а на весь город или район давали только по одной золотой: одна на Новополоцк, как на город областного подчинения, одна на Полоцкий район, три на Витебск (по числу районов в городе) и так далее.
У нас в классе четыре человека имели аттестат со средним баллом 5,0. За золотую медаль пришлось побороться. Устные экзамены по химии и физике я сдавал комиссии из Витебска. В «область» отправляли на проверку и письменные экзамены по физике и математике. Экзаменационные оценки, как правило, известны уже к вечеру, а я ждал результатов пять-шесть дней. Медаль, действительно, имела очень большой вес! И к ней была высочайшая степень доверия. А какое отношение к медали сейчас…
Вручал мне золотую медаль Иван Федосович Бураков – педагог, отдавший много лет нашему университету, а тогда – директор школы № 1. Я горжусь тем, что судьба свела меня с таким человеком! В начале 70-х годов он был еще совсем молод, но уже имел два высших образования – юридическое и историческое. В то время это была очень большая редкость! Иван Федосович был невероятно креативным человеком, и это качество сохранял до последних дней. К сожалению, совсем недавно он ушел из жизни. Скоропостижно скончался…
Корр.: И куда вы решили поступать?
А.П. Голубев: Не хочу показаться нескромным, но у меня была уверенность в том, что в Московский государственный университет, Московский физико-технический институт, Московский инженерно-физический институт шанс поступить, пусть и со скрипом, у меня есть. Золотой медалист все-таки!
В нашей школе к тому времени успела сложиться традиция: лучшие ученики ехали поступать в Ленинград. Туда отправился и я. Выбор был очевиден: конечно же, ЛЭТИ, Ленинградский электротехнический институт! Но там я скоро понял, что жить и учиться в этом городе будет трудно. С одной стороны, там непривычный и не очень приятный климат. А с другой, уже при первом общении в институте я получил «щелчок по носу» – услышал слово «лимит?». Мне сказали, мол, мы работаем на «Светлану», мощное ленинградское объединение электронного приборостроения, а ты чего сюда приперся… Не хочу сказать, что там проводилась какая-то целенаправленная политика. Наверное, мне просто человек такой попался. Я вернулся домой, даже не сделав попытки поступить. Как я сейчас говорю, наверное, Господь так распорядился!
Корр.: Вы засомневались в правильности решения поступать в Ленинград?
А.П. Голубев: Честно говоря, на него повлияло много факторов. Возможно, сказалась и усталость после восьми экзаменов в школе. Нервотрепка была очень мощная! Чувствовал полную опустошенность. А ведь предстояло еще сдавать четыре вступительных экзамена: сочинение, две математики (устно и письменно) и физику.
Корр.: Вы окончили школу во времена, когда не было интернета, а справочная литература для абитуриентов была в диковинку. Как Вы в таких условиях принимали решение о выборе вуза и специальности?
А.П. Голубев: Я прекрасно понимал, что гуманитарием я никогда не буду. Это не мое! Меня привлекало техническое направление. Конечно, в душе я был радиотехником. Однозначно! Но, вместе с тем, и родители, и я понимали, что далеко не всегда максимализм при выборе будущей профессии хорош. Я не был зациклен на какой-то одной-единственной специальности и допускал какой-то «люфт».
Я вернулся домой, в Новополоцк, где уже работал филиал Белорусского технологического института. В то время производился набор, наверное, только на пять специальностей. Это были «Машины и аппараты химического производства» (МА), «Технология машиностроения, металлорежущие станки и инструменты» (ТМ) и «Промышленное и гражданское строительство» (ПГС). В 1973 году появились «Теплогазоснабжение и вентиляция» (ТВ) и «Химическая технология переработки нефти и газа» (ХТ).
Здесь вариантов для меня было немного. Когда я рассказываю об этом студентам, шучу: «Можно было стать или строителем, или «не-строителем»!» Я сделал очевидный выбор. Хотя и к строительству я все-таки пришел – через стройотряды. На даче и сейчас все своими руками сделаю – и кладку, и все остальное.
При выборе конкретной специальности имел значение и другой немаловажный фактор: друзья-одноклассники. У меня был очень сильный класс. В те времена стандартное число поступающих составляло три, в лучшем случае четыре человека из класса. А у нас из двадцати двух выпускников поступило человек пятнадцать. Девять из них пошли на машиностроительный факультет, на ТМ. Я стал одним из них.
Набирали тогда на специальность пять групп. Борис Егорович Соколов, первый директор филиала, был ответственным секретарем приемной комиссии. Я его хорошо помню. Тем более, его супруга вела у меня в школе географию. Что там говорить, город-то был совсем маленький. Все знали друг друга.
Корр.: Поступление в Новополоцкий филиал дался Вам легко?
А.П. Голубев: Не сказал бы! Вступительный экзамен по физике я тогда сдавал Евгению Михайловичу Крылову. До сих пор помню капельки пота, стекающие по спине, когда он – при всех моих знаниях – «размазывал» меня. Конечно, экзаменовал он деликатно! Но коньком Евгения Михайловича была оптика, а я, честно говоря, ее не очень-то жаловал. Все эти фокусы мнимые были для меня не очень интересны. И он это прекрасно понимал. Мы же пересекались с ним на олимпиадах. Несмотря ни на что, пять баллов я все-таки получил. Кстати, вторым человеком, который у меня принимал экзамен, был Геннадий Макарович Макаренко.
До сих пор помню этот вступительный экзамен. Когда ты физически проходишь среди живых ученых и педагогов, то ценишь чего достиг гораздо больше, чем когда просто узнаешь из Интернета количество набранных на ЦТ баллов. Нынешние выпускники просто смотрят на свои результаты тестирования и соображают, куда с ними можно пройти на бесплатное обучение. Когда сейчас у нас в одной «корзине» оказываются программисты и энергетики, то о чем можно говорить! Это же совсем разные специальности. Это, по моему мнению, путь в никуда.
Так я поступил еще в Новополоцкий филиал Белорусского технологического института, НФБТИ. Но мои школьные учителя потом со мной год не разговаривали! Для них мой выбор стал шоком. Это надо признать. Но сам я никогда не жалел, что пришел сюда. И сейчас не жалею, что поступил на ТМ в наш университет!
Из девяти человек, которые пришли на нашу специальность, в моей группе оказался я один. Если называть ее по-нашему, это была 73-ТМ-1. Но во времена НФБТИ использовалась еще «питерская» нумерация. Номер группы состоял из трех цифр. Первая – курс, а вторая и третья – порядковый номер группы. Например, 101 – первый курс, первая группа ХТ, 102 – первый курс, группа МА, 103 – первый курс, группа ТМ и так далее до 107. А строители начинались со 111. Групп тогда было немного. Названия моей группы менялись: 103, 203… 503. Эта система давно осталась лишь частью нашей истории.
Корр.: Какими были Ваши первые впечатления от высшей школы? Это был совсем молодой, еще не самостоятельный вуз. Почувствовали ли Вы более высокий уровень требований? Не было ли у вас тогда сожаления о том, что остались в Новополоцке?
А.П. Голубев: Прежде чем началась учеба, была работа в колхозе. Как только я на «отлично» сдал физику и отнес свой пропуск в деканат, декан сразу сказал: «Сапоги, телогрейка, 1 сентября – в колхоз!» Вариантов не было! Подшефных районов у вуза было два: для строительного факультета – Россонский, а для «не-строительного» – Верхнедвинский. 1 сентября мы пришли на торжественную линейку, а 2 сентября нас собрали, «погрузили» и отвезли в колхоз. Там мы трудились целый месяц, и эта традиция продолжалась все пять лет учебы. Можно сказать, что мы вернулись с Верхнедвинщины уже довольно сплоченной группой. В отличие от нынешнего поколения, которое и одногруппников-то слабо знает, а общается по Интернету, мы сблизились, сдружились.
С учебой сначала было не так просто, как могло бы показаться! Я привык быть первым. Мой авторитет в школе был непререкаем. Я же был единственным медалистом Новополоцка! Кстати, нынешняя заведующая кафедрой «Теплоснабжение и вентиляция» Татьяна Ивановна Королева стала в том же году единственной медалисткой в Полоцком районе. Нас было только двое таких. В институте нужно было делать себе имя практически с нуля.
Звездная болезнь, нужно признать, не обошла меня стороной. Никогда не забуду, как Николай Николаевич Литвинов, наш декан, опустил меня с небес на землю. Это был великий человек: танкистом прошел всю войну, стал кандидатом педагогических наук. Он преподавал нам математику и был педагогом от Бога! Помню его так называемые коллоквиумы: задача и два вопроса. Кто сдавал на «три» – просто «галочка», а кто на «четыре» или «пять», тот освобождался от ответа на данный вопрос на экзамене. Статистически на «три» с первого раза сдавало процентов тридцать. Для этого нужно было задачу решить и что-то ответить по вопросам. Ходили к нему на пересдачу по семь-восемь раз! Если студент решал все, то Николай Николаевич доставал свой потертый кейс и извлекал оттуда, как он называл, «задачи со звездами» – повышенной сложности. Если безупречно выполнялось и это задание, то – «пять».
Помню, думал: «Ну, я-то знаю математику! Полистаю конспекты. Задачу, не вопрос, решу…» А Николаю Николаевичу нужно было отвечать четко и грамотно математически. Сдавать можно было только у доски. И тут у меня случился небольшой ступор. В чем-то я запутался. И он, никогда не забуду его выражение, сказал: «А еще медалист! «Три», конечно, твои, но…»
Я отказался от «тройки» и сказал, что приду еще. А как иначе?! Я не знал, как в глаза своим учителям посмотрю после такой оценки! По математике! Тут и вариантов быть не могло! Это был такой щелчок по носу!
На потоке после «первого круга» сдачи коллоквиума из 120 человек никто на «пять» не вышел. Причем, никто за столь высокие требования к знаниям студентов на Николая Николаевича не давил. А ведь это был даже не экзамен, а только коллоквиум – что-то похожее на нынешнюю аттестацию. И он считал своим долгом приходить на работу в субботу, чтобы по седьмому-восьмому разу встретиться со студентами!
И вот я на пересдаче. Николай Николаевич посмотрел на меня и сказал: «Ну что, Голубев. Времени с тобой я терять не буду – вытащу из кейса для тебя задачу. Если ты ее «берешь», будем разговаривать. Если нет, то зачем тогда приперся…» Я эту задачу решил. Получил «четыре» балла. Для меня это было существенно. Вот таким образом меня поставили на место и дали понять, для чего я поступил в вуз. Я за это благодарен Николаю Николаевичу и по сей день!
Корр.: Наверное, такой педагог был не один. В таком ключе работала и вся система института.
А.П. Голубев: Да, естественно! Но Николай Николаевич был Педагог с большой буквы! Никто и никогда не мог его упрекнуть в некорректности выставления оценки. Народ понимал, что ее нельзя ни выпросить, ни, тем более, купить. Тогда и мыслей таких не возникало!
Николай Николаевич приглашал в аудиторию 10 человек. Один студент отвечал у доски, а второй – тоже у доски – готовился к ответу. Списать у него было нереально! Он ходил по рядам и даже не присаживался. Но главное, Николай Николаевич прекрасно давал учебный материал! Ясные четкие формулировки и доказательства – абсолютная математика! В конце концов, в зимнюю сессию я стал единственным студентом, сдавшим экзамен на «пять». Для меня это было средство самовыражения.
Помню, как 1 января 1974 года филиал был преобразован в Новополоцкий политехнический институт. В институтском дворике состоялся митинг. Я, первокурсник, там тоже был. Эта история мимо меня не прошла. Я это очень хорошо помню.
Корр.: А что Вы ощущали в тот момент? Поступали Вы в простой филиал, а сейчас становились студентом самостоятельного института. Вы испытывали гордость по этому поводу? Это стало для Вас дополнительным доводом в защиту выбора в пользу новополоцкого вуза?
А.П. Голубев: Честно сказать, единственная на тот момент мысль: проще будет заполнять чертежный штамп. «НПИ» - чисто палочки ставь и все! Вот это я ощутил. То есть, не могу сказать, что 1 января 1974 года для меня что-то изменилось. Вуз оставался прежним. Приемная Эрнста Михайловича Бабенко находилась там, где сейчас кабинет Владимира Николаевича Стрижака. Были только два корпуса – главный и химический. В отличие от нынешних студентов, мы варились в общем котле и знали друг друга и «по горизонтали», и «по вертикали», как в деревне.
Корр.: Сегодня в университете существует установка на то, чтобы привлекать талантливых студентов в науку, тогда, как мне кажется, большое внимание уделялось техническому творчеству молодежи. Как рано Вы стали задумываться о своем будущем после окончания института?
А.П. Голубев: В любом техническом творчестве можно найти элемент научного исследования. Когда я был еще в десятом классе, познакомился с кандидатом технических наук Валентином Александровичем Кажарским, который в то время возглавлял секцию автоматики. Тогда я впервые почувствовал интерес к себе как, возможно, к будущему преподавателю университета. На первом курсе Сергей Иванович Луговский, доктор наук и замечательный педагог, предлагал мне перейти на специальность ТВ. Мол, это будет оптимальное решение и с точки зрения науки, и с точки зрения карьеры. Но я, честно говоря, был тогда максималистом. Я остался с Сергеем Ивановичем в прекрасных отношениях, мы и потом сотрудничали, но тогда отказал ему: «Я пришел на ТМ и останусь здесь».
Благодаря Николаю Николаевичу Литвинову в нашей группе были собраны сильнейшие студенты. Из семи или восьми красных дипломов, пять, по-моему, были получены именно нашими ребятами. У нас была великолепная учебная конкуренция. Но, при всем уважении к кафедре технологии машиностроения, я понимал, что меня тянет к другому – к электромеханике. Мне было интересно учиться. Меня привлекали базовые технические дисциплины – «Механика», «Теоретическая механика», «Сопротивление материалов», например. Но я понимал, что это не мое.
В 1975 году на базе секции физики была открыта кафедра вычислительной техники и автоматики во главе с Валентином Александровичем Кажарским. (Через полгода Валентин Александрович ушел на повышение – на должность проректора по научной работе и занимал ее на протяжении десяти лет). Я сразу почувствовал привязанность к этому подразделению. Уже на четвертом курсе Валентин Александрович мне открыто предложил: «Почему бы тебе на кафедре не остаться?» Когда я учился на пятом курсе, уже и место для меня держали. Я был на кафедре своим. Не могу сказать, что там была какая-то акцентированная наука. Но коллектив был живой и очень интересный!
Распределение даже в свой вуз в то время шло через министерство. Я попал в распоряжение Министерства высшего и специального образования БССР для работы в должности инженера НИС Новополоцкого политехнического института.
Корр.: А были ли среди Ваших одногруппников, однокурсников нынешние преподаватели ПГУ, да и просто известные в городе и стране люди?
А.П. Голубев: Да что там говорить! Виктор Яковлевич Прушак, доктор технических наук, профессор, технический директор Солигорского института проблем ресурсосбережения. Небезызвестные Сергей Эдуардович Завистовский и Николай Николаевич Петюшев. Поток у нас был великолепный! Я и нынешним студентам говорю, что мы могли и расслабиться где-то. Не без этого! Но мы имели развитое чувство ответственности и во всем знали меру.
Корр.: Вот мы и подошли к очень интересной теме. Какие страницы студенческой жизни вспоминаются сегодня с наибольшим удовольствием? Наверное, стройотряды?
А.П. Голубев: Да! Это было что-то! Во-первых, в те времена пройти процесс обучения в институте, не побывав в стройотряде, было невозможно. Это как пища без соли. Всегда было очень приятно в конце августа видеть ребят в расписанных стройотрядовских робах. Для «не-строителя» этот опыт был более скоротечным – только первый, второй и третий курсы. Дальше начиналась своя обязательная учебно-производственная практика. Строителям же можно было ездить в стройотряды все пять лет.
Чтобы попасть в достойный отряд нужно было хотя бы год попотеть, попасть хоть в какую-нибудь «дыру». Иначе тебя серьезно в качестве кандидата никто и не рассматривал. Исключение составляли ребята после подготовительного отделения или армии. Они имели высокий статус в студенческой среде.
О своем первом стройотрядовском опыте помню, что мы все время «просидели» в каком-то котловане, сначала нам обещали одно, а на выходе получили другое. Но все равно, это был такой ценный опыт!
А после второго курса был институтский интеротряд в Германской Демократической Республике, в небольшом городке Фюстервальде. Их отряд приехал к нам на строительство завода БВК, а мы поехали к ним. В советские годы выехать куда-то из страны было практически нереально. Ну, если только в Болгарию. В интеротряд брали самых лучших. Это были «сливки» НПИ. Понятно, в отряде были не только строители. Нужно было не только строить, но и, как говориться, «укреплять дружбу».
Мы три недели работали, а одну неделю знакомились со страной. Нашей группой руководил Виктор Александрович Иванов, заведующий кафедрой политэкономии. Это был мудрый, не ангажированный человек. Шел 1975 год. Мы были в ГДР как раз тогда, когда в космосе состоялась историческая стыковка советского «Союза» и американского «Аполлона». Мы были там, как герои. Помню, заходим в рабочую столовую, а немцы, чуть ли не стоя, приветствуют нас!
Корр.: После войны прошло только тридцать лет. Вы оказались за границей впервые. Какое впечатление на Вас произвела ГДР?
А.П. Голубев: Это были смешанные чувства. Я увидел ГСВГ, Группу советских войск в Германии. Каждая вторая машина с надписью «СА», то есть «Советская Армия». В сорокатысячном городке, в котором мы работали, стоял наш тридцатитысячный гарнизон. Я понял, что такое ударная группировка. Выйти в увольнительную простому солдату было, по сути, невозможно. Мы и сами посетили этот гарнизон. И я, честно говоря, испытал шок. Подумал: «Не дай Бог, я попаду сюда служить!» Такая муштра… Даже в туалет ходили строем. Что ж, ударная группировка! Туда и отбор был соответствующий. В городе вещала радиостанция «Волга» – местный аналог радиостанции «Маяк», созданной в противовес западным «голосам». В четверг на телевидении был день для советских военнослужащих – передачи шли с русскими титрами.
Побывали в Берлине и Потсдаме. Видел и Берлинскую стену, и Бранденбургские ворота. Мы беседовали с немцами, которые говорили: «Ну чем мы хуже?! Наши западногерманские братья получают в пять раз больше, а мы…» Чувство обиды было. Была разделена страна, семьи растащило по разные стороны границы.
Молодежь, а это были ребята из техникума, к нам относилась великолепно! Не было никаких комплексов. Мы с ними бок о бок работали, контактировали, шутили. Помню, нас спросили: «Кто глава нашего города?» Мы говорим: «Бургомистр!» Еще какие-то варианты называем. А они с улыбкой отвечают: «Советский комендант!» Правда, когда работали на очистных сооружениях, столкнулись с пятидесятилетним мужчиной. Помню его тяжелый пронзительный взгляд и вопрос: «А что у вас безработица, что вы сюда приехали?» Такой момент недоброжелательности запомнился. Но это был только частный случай.
Понятно, ехали туда, не зная, что такое валюта. Три червонца – тридцать рублей – можно было ввезти и там обменять на сто марок. Мы, правда, с немецкими стройотрядовцами старались, как могли, выйти из этого стесненного финансового положения: оставили им в Новополоцке по сорок рублей, а в ГДР нам передали 120 марок. Произвели такой вот “change”. Кроме того, еще 250 марок мы там заработали.
Корр.: Вы говорили, что восточные немцы сожалели о разделе Германии и о том, что оказались в худшем положении по сравнению со своими западными собратьями. А ощущали ли Вы тогда обиду по поводу того, что жители побежденной страны живут лучше своих победителей?
А.П. Голубев: Сейчас мы понимаем это. А тогда существовавшая идеология к таким размышлениям не подталкивала. Хотя, ясно, жили восточные немцы намного лучше нашего. Советский Союз много экономику ГДР инвестировал. Например, нефть за копейки продавал. Но, запомнилось и то, что стоило в Берлине отойти чуть в сторону от центра, от Александерплац, можно было увидеть и развалины – восстановление города после войны было не очень быстрым.
Поразило, как немцы относились к могилам советских солдат. Трептов-парк был настолько ухожен! И сейчас в Германии с советскими памятниками и захоронениями наших солдат нет никаких проблем. Сняли «Воина-освободителя», почистили и поставили на место. Такое у людей воспитание. А могли бы найти какой-нибудь повод для демонтажа. У нас же ни одного кладбища немцам, погибшим во Второй мировой войне, нет, и представить себе такое сложно.
Корр.: После окончания института Вы остались работать в своей альма-матер.
А.П. Голубев: Да, в 1978 году я окончил институт с красным дипломом. Было внедрение, авторское свидетельство. Могу похвастаться: я стал тысячным выпускником НПИ! Подтверждение тому есть в фондах нашего музея у Тамары Александровны Грудницкой.
В дальнейшем было сложнее. Все-таки системной науки на кафедре не было. Я отработал в качестве молодого специалиста три года. Заведующим тогда был Валерий Николаевич Молчанов. На кафедре было негласное правило: доценты и старшие преподаватели ведут лекции, плюс какие-то контрольные. Ассистентам оставалась вся остальная аудиторная нагрузка. Вот у меня и выходило свыше тысячи «звонковых» часов. Бывало, приходил на занятия в 8:30, а уходил в 22:30, когда заканчивались пары у вечерников. Получалось по 12-15 часов звонковой аудиторной нагрузки в день! Говорить о какой-то науке в таких условиях не приходилось. Все время я проводил в аудиториях. Причем, говорили, что и в колхоз должен ездить, пока не женюсь. Как-то я считал, получилось, что целый год своей жизни я оставил в Верхнедвинском районе. Проезжая по этим местам сегодня, говоришь себе: «И тут я был, и в этом курятнике мы группой собирались…» Есть что вспомнить!
Зарплаты у ассистентов в конце 70-х – начале 80-х были никакие – сто пять рублей. Студенты, например, тогда получали сорокарублевую стипендию. Можно было, конечно, заработать, если найти в деревне какой-то объект, что-то построить или отремонтировать. Мы, молодежь – ассистенты, выпускники, студенты старших курсов – собирали бригаду («полушабашку»/«полустройотряд») и в летнее время, как минимум один месяц, проводили или за строительством, или за ремонтом какого-нибудь телятника. В первый год я помогал более умелым коллегам, во второй – сам кладку мог обеспечить, а в третий – уже и профессионально углы выкладывал. И зарабатывали мы, и, главное, как мужики формировались.
Корр.: А для непосредственного профессионального роста у Вас возможности были?
А.П. Голубев: В те годы существовала мощная система повышения квалификации. Сегодня она носит во многом формальный характер. А тогда этим занимались, главным образом, московские вузы-гранды. Не каждый институт, как сейчас, мог открыть факультет повышения квалификации. В 1982 году мне повезло целый семестр поучиться на ФПК Московского энергетического института. Как раз был в Москве, когда умер Леонид Ильич Брежнев. На кафедре живьем видел авторов классических учебников. И каких учебников! Никогда не забуду, как одна из лекций была посвящена закону Ома: «R» на «I» или «I» на «R»? И мы целых два часа обсуждали эту проблему. Нас тогда, как школяров тыкали, и я за эти полгода действительно стал электриком в хорошем смысле этого слова. А в 1986 году была стажировка на ФПК в «СТАНКИНе», Московском станкоинструментальном институте. Это был ценный опыт, который помог в моем дальнейшем формировании как специалиста.
Корр.: А в аспирантуру Вам не удалось поступить?
А.П. Голубев: Валентин Александрович Кажарский ушел на повышение. Науки на кафедре практически не было. Аспирантура была в основном внешняя. Таких мэтров, как Сергей Иванович Луговский, в институте было совсем мало.
А в 1982 году как раз начинал строиться «Измеритель». Это было очень интересно. Практически все наши ассистенты тогда туда и ушли. И я, чего греха таить, тоже хотел на завод документы подавать. Никогда не забуду, как Петр Иванович Швед, в то время ректор НПИ, пригласил меня к себе, начал по столу стучать. А я говорю: «Да, собираюсь уйти. А что меня здесь ждет дальше?»
Корр.: Создаваемый «Измеритель» был перспективным мощным предприятием, которое было заметно даже на общесоюзном уровне.
А.П. Голубев: Да-да! Благодаря этому заводу и наш радиотехнический факультет появился, и немалая часть города была построена. Очередь желающих устроиться туда на работу была больше, чем сегодня на «Нафтан»! Наладчики, наши ребята, которые потом доцентами стали, там по пятьсот рублей получали. Пятьсот рублей! В те времена это были заоблачные суммы. (Тогда наши доценты получали по двести-двести восемьдесят, ну, триста рублей.) Причем, трудишься на рабочем месте, а дома – голова спокойная.
Вариант заказа внешней аспирантуры у меня был – в академический институт технической кибернетики в Минске. Но дело в том, что идти туда, не имея мощного научного задела, было проблематично. Сам ты им был не очень интересен. А с другой стороны, я знал, что там они больше занимаются программированием, и понимал, что это не мое. Был вариант и по основной специальности в институте надежности и долговечности. Туда и реферат забросили, и место было. Мне оставалось только приехать, но к этому вообще душа не лежала. В этом я себя почему-то не видел. Хотя и братья Завистовские, и Лысов Александр Аркадьевич пошли по этому направлению. Наверное, не стоит жалеть о том, что не сложилось! Я не зацикливаюсь на этом.
Корр.: На «Измеритель» Вас так и не отпустили?
А.П. Голубев: Я, конечно, мог уйти, хлопнув дверью, но сначала, когда я был готов к переходу на новое место, было непонятно, куда попаду. Потом, когда с местом трудоустройства на «Измерителе» стало все проясняться, решил остаться в НПИ. А в 1983 году Леонид Николаевич Фомица, проректор по учебной работе, пригласил к себе и, наверное, с подачи комитета комсомола, предложил: «Давай, будешь командиром Зонального штаба стройотрядовского движения!»
Исторически так сложилось, что пять вузов Витебской области делили регион на пять зон. Новополоцкий политехнический институт имени Ленинского Коммунистического Союза Молодежи, естественно, курировал Полоцкую зону. Мы, кстати, очень гордились тем, что наш вуз носит имя Ленинского комсомола. Это звание было присвоено институту как раз благодаря стройотрядам. Три района Браславской зоны – Браславский, Шарковщинский и Миорский – не входили в эту систему, и поэтому было принято решение передать ее в смешанное управление вузов Витебщины. Мне, как представителю НПИ, и довелось стать ее командиром. В нашем ведении находились отряды строительного и сельскохозяйственного направления, а также малые кирпичные заводы. Это была зона деятельности порядка двадцати отрядов. Больница предоставляла в наше распоряжение транспорт, а горючее мы потом просили в организациях, с которыми работали. Не только трудились, но и проводили смотры-конкурсы, устраивали фестивали стройотрядовского движения.
Шел в Зональный штаб с каким-то сомнением, но там я, честно говоря, расцвел! Хоть эта работа шла в счет отпуска, и зарплата там была небольшая, но зато как там было интересно! В 1984 и 1985 годах я работал уже в Полоцкой зоне, в которой трудились отряды НПИ.
Корр.: Получается, что на протяжении учебного года вы преподавали, а в летне-отпускной период занимались стройотрядовским движением?
А.П. Голубев: Не совсем. Уже в марте проводился смотр готовности стройотрядов. Потом приходилось выезжать на объекты, присутствовать на совещаниях. То есть уже с ранней весны и по июнь шла подготовительная работа. Это был очень полезный опыт. Я вырос как администратор. На меня возлагалась серьезная ответственность и с точки зрения выполнения непосредственных задач, которые ставились перед отрядами, и с точки зрения обеспечения безопасности. За свою работу я был отмечен грамотой Министерства высшего и специального образования. Были, как говорится, и другие регалии. Мне очень дорог «Золотой мастерок» – памятный знак Центрального Комитета ВЛКСМ. Это очень высокая оценка моей работы, своего рода стройотрядовский «Оскар». «Золотой мастерок» для меня – лучше любой медали! В 1986 году меня поощрили туристической поездкой в Финляндию. Я попал в группу из тридцати лучших стройотрядовцев Беларуси. Побывали в Хельсинки и Тампере.
Корр.: Финляндия была дружественной капиталистической страной с высоким уровнем благосостояния. Какие впечатления остались от ее посещения?
А.П. Голубев: Ну, что тут говорить! Во-первых, нас «накачивали» здесь. Все-таки в отличие от ГДР, Финляндия – капиталистическая страна. Было совсем непросто пройти все «разрешающие» инстанции. Для выезда нужно было получить «добро» наших комитетов комсомола и партии – пройти собеседование. С нами общались и представители «компетентных органов». Под воздействием этих бесед и каждодневной идеологической накачки мы были, наверное, «зашорены». Нам было сказано: «Ни в коем случае по одному не ходить. Если кто-то вступает с нами в контакт, говорить «No, no!» и быстро убегать…»
Корр.: Но впечатления от страны у Вас остались хорошие?
А.П. Голубев: Самые великолепные! И страна понравилась, и сами финны. Единственное, конечно, в те времена в СССР работали два турагентства – «Интурист» и «Спутник». Если первый держал высокую планку, то второй – это уровень эконом класса и даже ниже. Как говорится, «молодежный вариант». Что больше всего запомнилось от поездки? Чертовски хотелось есть! Мы были готовы есть кору с деревьев! Кормили нас просто «никак»!
Корр.: Так, наверное, Вам не давали почувствовать сладости «той» жизни.
А.П. Голубев: Наверное! Хотя, с другой стороны, понимаешь, что это сейчас просто: покупаешь валюту и так далее. Тогда все было гораздо сложнее. А самому эту проблему решить было практически невозможно. Согласно официальному курсу 1 советский рубль равнялся 7 финским маркам, а неофициальный, то есть реальная ценность марки, была в десятки раз большей: 1 марка – 7 рублей! Да и черный рынок существовал не везде. Финны, как правило, приезжали в Ленинград. Там валюту достать можно было. Но уж если тебя поймают на незаконной валютной операции, то это вообще труба – статья!
Корр.: Тем временем в Новополоцке, наверное, уже началась подготовка к созданию радиотехнического факультета?
А.П. Голубев: Да, к тому времени «Измеритель» уже расправил крылья, заводу были необходимы молодые перспективные кадры. Причем, в большом количестве. И где-то в конце 1985 – начале 1986 года началась подготовительная работа по открытию новой специальности. Сделать это тогда было практически нереально. Специалистов-приборостроителей в республике готовили только в столичном РТИ. Витебск, в котором работал свой «профильный» завод, «Витязь», сам хотел открыть такую специальность. Конкуренция с областным центром была очень серьезная!
Благодаря «Измерителю», который находился в непосредственном подчинении Министерства общего машиностроения СССР и имел большое оборонное значение, удалось через Москву «пробить» решение о начале подготовки специалистов на базе НПИ. Стартовые условия были непростыми: в нашем распоряжении была только одна общеобразовательная кафедра! Никогда не забуду, как Леонид Николаевич Фомица поехал в РТИ и нашел там Михаила Михайловича Юрцевича, ведущего доцента этого института. Через «Измеритель» Михаилу Михайловичу была выделена квартира, и он приехал на нашу кафедру как организатор факультета. Это уже был конец 1986 – начало 1987 года.
Кафедра «Вычислительной техники, автоматики и электротехники» тогда относилась к геодезическому факультету. Мы, соответственно, преподавали «Электротехнику», «Автоматику», «Вычислительную технику» на непрофильных специальностях. А здесь требовался совсем другой уровень. Посмотрели учебный план: а там уже на первом-втором курсах начинаются предметы, для преподавания которых нужны лаборатории. К счастью, за нами стоял «Измеритель». Нам сказали: «Просите, что хотите и получите!» Приборы тогда стоили бешено дорого и для того, чтобы их «выбить», приходилось пройти множество всевозможных инстанций. Даже имея деньги, хорошие приборы было практически невозможно приобрести! Закупались любые приборы, существовавшие в каталогах! Причем, они, в большинстве случаев, переводились с баланса на баланс, т.е. завод передавал их институту безвозмездно. Благодаря заводу, приборы нам привозили целыми тракторными прицепами! Некоторые из этих приборов мы используем до сих пор.
Помощь «Измерителя» просто невозможно переоценить! «Измеритель» был очень заинтересован в сотрудничестве с НПИ. В Днепропетровске была даже разработана проектная документация целого научно-производственного городка, в состав которого был включен факультет.
Корр.: Несмотря на объективные трудности, институт справился со сложной задачей.
А.П. Голубев: Да. Первое, что сделал тогда Михаил Михайлович Юрцевич, он сумел – это его замечательное качество – в сложнейших условиях собрать прекрасный преподавательский коллектив. Во-первых, Михаил Михайлович отправил молодых амбициозных ребят – С.В. Мальцева, С.А. Тарасова – в целевую аспирантуру РТИ. Он их не просто «куда-то там» определил, а подготовил почву – договорился с научными руководителями. Как результат, ребята впоследствии защитили кандидатские диссертации. Во-вторых, благодаря «Измерителю», в наш состав влились ведущие специалисты завода – супруги Комки, Александр Николаевич и Галина Анатольевна, Виктор Францевич Янушкевич и некоторые другие. Кроме того, к нам присоединились преподаватели, которые уже работали в институте. Александр Сергеевич Вершинин уже работал по этому направлению. Юрия Геннадьевича Грозберга привлекли. Он до этого у Владимира Константиновича Липского работал. Да-да, Юрий Геннадьевич защищался не по радиотехнической части, а по гидравлике! К нам пришли также В.И. Зубцов и Г.М. Заднепровский. Вот это тот кадровый костяк, на основе которого начал формироваться радиотехнический факультет. Наработки у нас были примерно на первый-второй курсы, а дальше приходилось действовать, как говориться, «с колес».
Таким образом, в 1987 году мы, работая еще в рамках геодезического факультета, набрали первые две группы «эркашников» (РК), то есть радиоконструкторов. В 1988 году за ними последовали уже три группы РК и одна группа РТ, радиотехников. Конкурс на новые специальности был у нас заоблачный! Радиотехническое направление было очень популярным в то время. «Измеритель» был лучшим гарантом хорошего трудоустройства.
В начале 1988/1989 учебного года Эрнст Михайлович, он уже вернулся к нам на должность ректора, пригласил к себе ряд наших преподавателей. Был там и я. Эрнст Михайлович сказал: «Петрович, надо кому-то курировать специальность РТ». Честно сказать, я отказался. Я понимал, что это такое. Если заниматься этой административной работой, то нужно посвящать ей все свое время. Второй раз позвали. Я стоял на своем. Третий раз позвали. На этот раз отказать Эрнсту Михайловичу уже не смог! Так я стал заместителем декана геодезического факультета, его тогда возглавлял Владимир Павлович Подшивалов, и курировал радиотехническое направление.
Наше «присутствие» на факультете нарастало. Со всей очевидностью возникла необходимость создания отдельной институтской структуры – радиотехнического факультета. Было принято решение на базе кафедры вычислительной техники, информатики и электротехники сформировать три кафедры, причем, две из них – выпускающие. Во-первых, это была кафедра конструирования и технологии радиоэлектронных средств, КиТ РЭС, курировавшая радиоконструкторов. Во-вторых, кафедра радиоэлектроники, готовившая радиотехников. На основе существовавших общеобразовательных кафедр, математики и физики, была создана и третья единица – кафедра АППиП, автоматизации производственных процессов и программирования.
5 июня 1989 года был организован радиотехнический факультет. Важнейшим событием стало избрание декана. На моей памяти это первый и единственный пример абсолютно демократичного избрания руководителя факультета. По положению, самовыдвиженец претендовать на пост декана не мог. Право выдвигать кандидатуры имели только трудовые коллективы – ректорат, кафедры, студенты. Было четыре кандидата: Александр Сергеевич Вершинин, Аркадий Филиппович Оськин, Геннадий Макарович Макаренко и Нона Владимировна Ощепкова. Две последние кандидатуры представляли кафедру физики. Ректорат выдвинул Аркадия Филипповича. Коллектив студентов поддержал Александра Сергеевича.
Состоялось расширенное заседание коллектива факультета (квота – один представитель от пяти человек). Я присутствовал на нем. Физики взяли самоотвод. Геннадия Макаровича, например, как раз тогда избрали деканом машиностроительного факультета. Декан избирался закрытым голосованием. Были очень достойные кандидатуры. Все проходило, действительно, очень демократично! Аркадий Филиппович победил с не очень большим перевесом – где-то 60% на 40%. Я остался на должности заместителя декана, но уже своего, радиотехнического факультета.
В 1989 году мы набирали уже три группы. Первые наборы были изумительными! В 1989 году к нам поступили братья Глуховы. Между прочим, начальник отдела кадров Татьяна Любимовна Ковалевская – тоже наша выпускница. Группа 89-РК-1. Да-да! На радиотехнический шли лучшие абитуриенты, и многие из лучших хотели перевестись к нам с других факультетов. Выбор был колоссальным! Но наш успех во многом был отражением благополучия «Измерителя»: у них было все хорошо, и у нас все было прекрасно!
В самом начале 90-х годов факультет продолжил свое поступательное развитие. Прежде всего, в количественном отношении. Набор специальностей остался прежним, но лаборатории нужно было оснащать, структурировать. Размещались мы на втором этаже нового корпуса.
Корр.: Благополучие «Измерителя» и радиотехнического факультета было нарушено политическими событиями.
А.П. Голубев: Да! Уже в 1991-1992 годах мы в полной мере почувствовали на себе последствия развала Советского Союза. Для той огромной страны в таких заводах, как «Измеритель», была острая необходимость, а для одной республики они были не нужны. Предприятие работало в рамках советского военно-промышленного комплекса, а правопреемница СССР, Россия, естественно, не могла размещать такие заказы за рубежом. У нашей соседки и своих подобных предприятий хватало. Был нанесен удар и по «Измерителю», и по факультету. Упал спрос на специалистов, а значит, и набор на наши специальности. Нам пришлось «ужиматься».
Вот тогда-то и возникла необходимость в переосмыслении стоящих перед факультетом задач, в частичной смене приоритетов. Было принято решение развернуться в сторону вычислительной техники. Этому в огромной степени поспособствовал приезд в Новополоцк в конце 1992 – начале 1993 года двух очень сильных специалистов, грандов-профессоров из Томска – Владимира Алексеевича Груздева и Валерия Владимировича Трофимова. Для них быстро решили все вопросы с жильем. Валерий Владимирович возглавил кафедру технической кибернетики, а Владимир Алексеевич – кафедру физики. Сначала выделили направление в рамках РК, а затем в 1995 году уже задумались об открытии специальности по подготовки «компьютерщиков», как мы их тогда называли.
Выбирая из того набора специальностей, которые были в республике, мы остановились на вычислительных машинах, системах и сетях. Это был программно-аппаратный вариант. Аппаратная часть у нас была, а значит, такая специальность, была нам ближе. И, кроме того, она была шире, глобальнее. Из Минска привезли план специальности. Были трудности с «декодированием». Я полушутя это говорю, конечно, но разобраться во всех нюансах было непросто. «Пробили» согласие на открытие специальности через министерство, а Валерий Владимирович в конце 1995 года уехал в Питер.
Корр.: Но он сделал свое дело.
А.П. Голубев: Несомненно! Валерий Владимирович сыграл важную роль в открытии новой специальности. Он был профессором, а для того, чтобы добиться открытия специальности, нужна была научная школа, соответствующий кадровый состав. Тем временем приходилось затыкать бреши. Валентин Александрович Кажарский был уже почти пенсионером. В скором времени умер Михаил Михайлович Юрцевич. Для факультета это была огромная потеря! Аркадий Филиппович перешел на должность проректора по информатизации, освободившуюся после ухода Валерия Владимировича. Деканом радиотехнического факультета назначили меня.
Было непросто: в сентябре 1996 года открывалась новая специальность. Ее появление вызвало ажиотаж у студентов. Мы вышли на министерство, и оно в порядке исключения разрешило открыть эту специальность и со второго курса. Многие «эркашники» и «эртэшники» хотели перейти туда. Студенты брали ради этого академические отпуска! Никогда не забуду, как и с третьего, и с четвертого курсов были готовы переходить на второй, только чтобы учиться на ВС. Выделили нам на втором курсе только пятнадцать мест. Конкурс был огромный: три-четыре человека на место. И было из кого выбирать!
А первый набор на первый курс этой специальности был просто «сумасшедший»! Помню эту группу 96-ВС. Тогда приходилось напрягать мозг во всю, чтобы хоть кому-то поставить не «пять». А практически все заслуживали именно высшего балла. Сейчас это уже было бы, наверное, не «пять», а «двадцать пять» по десятибалльной системе! Семь человек из этой группы получили красные дипломы. Это 30%! И мозги, как говорится, были у каждого, и коллектив был прекрасный. Они были готовы решить любую задачу. Очень важно, что свой дружный коллектив они сохраняют до сих пор. Раз в пять лет они организуют встречи. В этом году они собирались на пятнадцатилетие выпуска. Со многими из них я контактирую. Кто-то ушел в бизнес, кто-то работает программистом, кто-то – администратором. По специальности, кстати, то есть системотехником, там работают немногие, но, главное, в жизни они состоялись!
У факультета между тем возникла потребность в своем гнезде. И тут как раз подвернулся учебный комбинат «Измерителя». Университет, завод, учебный комбинат, общежитие – это великолепная научно-производственная площадка. Благодаря Эрнсту Михайловичу Бабенко Министерство образования выкупило у Министерства промышленности этот корпус, и он перешел в распоряжение университета. Факультет получил гарантию того, что этот переезд «всерьез и надолго», что это «наше место». В 1997 году мы сами своими силами сносили перегородки, клеили обои, планировали, адаптировали. А как же иначе? Это же наш дом! Так радиотехнический факультет обрел свое гнездо.
Корр.: Приходилось не раз слышать от выпускников факультета, что при всех известных проблемах, корпус успел полюбиться и стал своим. О нем до сих пор вспоминают с особой теплотой.
А.П. Голубев: Да, сейчас факультет «размазан» по всему новому корпусу университета. В том, что нам удалось в учебном комбинате создать настоящий ДОМ, общая заслуга – и преподавателей, и студентов. Атмосфера создается совместной осмысленной деятельностью. Ни руководству, ни преподавателям в одиночку обеспечить ее не под силу. Если на факультете нет нормального взаимодействия, взаимопонимания, сотворчества между теми, кто обучает и кого обучают, ничего не получится! У нас все совпало: преподаватели отдавали студентам душу, а толковые ребята это ценили. Вот что самое главное!
В 2001 мы открыли еще одну специальность – «Программное обеспечение информационных технологий». Факультет получил четвертую точку опоры, обрел законченную форму и в количественном, и в качественном отношении. В его состав входили четыре выпускающие и две общеобразовательные кафедры. Мы имели свой корпус. При пополнении преподавательского состава получили возможность делать ставку на собственных выпускников. Благодаря Валерию Владимировичу Трофимову братья Глуховы поехали в Санкт-Петербург и защитились. Стали кандидатами наук Ольга Евгеньевна Шестопалова, потом – Дмитрий Александрович Довгяло и Рихард Петрович Богуш. К нам в свое время обратился Владимир Алексеевич Груздев, руководитель научной школы в области плазменной электроники, и попросил направить к нему в аспирантуру лучших наших ребят. Так были подготовлены и защитились нынешние начальник учебно-методического отдела Юрий Петрович Голубев и заведующий кафедрой энергетики и электронной техники Дмитрий Анатольевич Антонович. Факультет получил мощное усиление и обрел дополнительную устойчивость. В 2004 году я оставил должность декана. Сначала факультет ненадолго возглавил Виталий Геннадьевич Залесский, а затем его сменил Сергей Ананьевич Вабищевич. В 2006 году «радиотехники» вернулись в новый корпус. Причем, уже не на прежнюю площадку, а на место историко-филологического факультета, который в то же время перебрался в здания Полоцкого коллегиума.
Корр.: А как на факультете происходило зарождение IT-направления?
А.П. Голубев: Это результат реализации общей стратегии развития радиотехнического факультета. В 90-х годах появились первые персональные компьютеры, возникла необходимость в соответствующих специалистах. Сначала мы двигались в программно-аппаратном направлении (специальность ВС), а потом открылась отдельная, чисто «айтишная» специальность – «Программное обеспечение информационных технологий». Желающих получать знания в этой области было очень много. Если в 2001 году мы набрали одну группу, то 2002 – уже две. В конце концов, в сентябре 2008 года факультет разделился: появился самостоятельный факультет информационных технологий, ФИТ.
В составе радиотехнического факультета остались две специальности – РТ и РК. Но факультет продолжил поступательное развитие. Благодаря наработкам кафедры физики в 2006 году была открыта специальность «Промышленная электроника». Электронные технологии – это направление физиков, Владимира Алексеевича Груздева. Кроме того, в то время в регионе появилась острая необходимость в подготовке энергетиков. Факультету было поручено открыть соответствующую специальность – «Электроснабжение». Для нас это было не совсем профильное направление – мы традиционно занимались слаботочными «вещами». Но, тем не менее, в 2010 году факультет набрал первую группу, и к настоящему времени мы произвели уже два выпуска «энергетиков».
Корр.: Получается, радиотехнический факультет не просто когда-то был задуман и продолжает уже более четверти века «штамповать» специалистов определенного профиля, а постоянно развивается, чутко реагируя на запросы времени, откликаясь на потребности общества?
А.П. Голубев: Естественно! На нашем факультете снова ведется подготовка по четырем специальностям – РТ, РК, ПЭЛ и ЭС. А уже открыта и пятая! В 2007 году к нам приехал профессор Владимир Кириллович Железняк, высококлассный специалист в области теории и практики защиты и безопасности информации. В его лице мы получили новое направление, целую научную школу! Она имеет отношение и к аппаратам, и программному обеспечению. За это время под руководством Владимира Кирилловича успешно защитились три аспиранта, среди которых и двое наших выпускников из группы 02-ВС – Константин Яковлевич Раханов и Александр Валерьевич Барков. Если немного отойти от темы, то защитились шесть «эркашников» и четверо «эртэшников». Я точную статистику не веду, но процентов семьдесят пять наших остепененных выпускников работают именно в ПГУ. Основа преподавательского состава ФИТ, особенно кафедра вычислительных систем – это наши ребята, вышедшие из стен радиотехнического факультета.
Корр.: В чем Вы видите дальнейшие перспективы развития радиотехнического факультета, его специальностей и направлений?
А.П. Голубев: Как я уже говорил, усилиями Владимира Кирилловича открыта еще одна специальность – «Компьютерная безопасность». В ее состав входят два направления – программные и технические средства защиты информации. Специальность «Компьютерная безопасность (математические методы и программные системы)» уже достаточно давно существует на ФИТе, и в прошлом году на ней уже состоялся первый выпуск. Что касается технических средств (специальность «Компьютерная безопасность (радиофизические методы и программно-технические средства»), то для начала подготовки студентов нужно дождаться изменений в кодексе об образовании с учетом вступления Республики Беларусь в Болонский процесс. Нас ждет укрупнение первой ступени высшего образования. А она сегодня непомерно разрослась! В соответствии с идеями Болонского процесса, такая узкая специализация – это уже вторая ступень, то есть магистратура. Формально, конечно, мы уже стали частью единого европейского образовательного пространства, но, на самом деле, пока еще находимся в начале пути.
Болонский процесс подразумевает развитие регионального образования, которое должно являться отражением потребностей региона. Если в абсолютных цифрах спрос на образовательные услуги со стороны общества снижается, то заинтересованность в подготовке узкопрофильных специалистов в различных областях только возрастает. Министерство ставит нас в жесткие рамки: минимальное количество студентов в группе – 30 человек. Потребность же региона в специалистах того или иного профиля может и не превышать пятнадцать единиц. Специалисты в области технических средств защиты информации – вообще «штучный товар». Так что нужно подождать укрупнения. Но это будут отличные специалисты! На изучение физики программа отводит пять семестров, а не три, как на остальных специальностях факультета. Это уровень радиофизики Белорусского государственного университета и без каких-либо натяжек университетское направление! Если мы хотим называться университетом с «большой буквы», то будущее как раз за такими специальностями.
Корр.: А есть ли, на ваш взгляд, перспектива у специальности «Робототехника»?
А.П. Голубев: Мы уже анализировали ее востребованность. Производство роботов в республике у нас практически не ведется. Заниматься адаптацией тех роботов, которые есть на производстве? Пока ниша для таких специалистов на рынке труда не определена. Конечно, это интересно, это занимательно, но пока мы не чувствуем потребности в них со стороны производства.
Корр.: Если перспективы робототехники в ПГУ пока туманны, то каким Вам, Александр Петрович, видится будущее радиотехнического факультета?
А.П. Голубев: Настоящее факультета – это его студенты и преподаватели. Будущее – выпускники и студенты. В настоящем мы уже формируем будущее. Отрадно осознавать, что наши выпускники состоялись как личности. А это значит, что факультет работал эти двадцать семь лет не впустую. Многие уехали за рубеж и трудятся сегодня в России, Голландии, Ирландии, Канаде, Израиле и многих других развитых странах Европы и всего мира. Так жизнь складывается. Приятно, что студенты помнят о той роли, которую сыграл в их жизни радиотехнический факультет ПГУ, не забывают свою альма-матер. Вопреки многому факультет выжил и сохранил свое лицо. Будущее у него есть! Там, где есть какие-то фундаментальные основы, интеллект обязательно рано или поздно даст здоровые всходы. Убежден, что наш радиотехнический факультет, самый интеллектуальный факультет ПГУ, оставаясь светлым, динамичным и креативным, принесет еще много пользы и самому университету, и всей нашей стране.
Владимир Филипенко