Большинство людей, даже самые одержимые ветрами дальних странствий, очень редко бывают готовы постоянно покидать родные и насиженные места, чтобы следовать за юношеской мечтой и возможностью профессионального самосовершенствования, ради постижения гармонии окружающего мира и любования его красотою.
Гостья нашей традиционной рубрики, несомненно, принадлежит к разряду немногих. Забайкалье и Дальний Восток, Камчатка и Куба… Последние 27 лет биографии этого человека, ее интеллектуальная зрелость и инициативность, высочайшая требовательность к себе и окружающим, верность делу всей жизни и открытость новому, а главное – дела, являются частью истории и настоящего Полоцкого государственного университета. О геодезии, родном факультете и любимой кафедре рассказывает кандидат технических наук, доцент, заведующая кафедрой геодезии и геоинформационных систем Галина Александровна Шароглазова.
Корр.: Галина Александровна, расскажите, пожалуйста, о родителях, о местах, где прошло Ваше детство.
Г.А. Шароглазова: Я родилась и выросла в Забайкалье. Мой родной город – Нерчинск. Это очень красивые места! Там есть скалы, реки, сопки, покрытые багульником и марьиными кореньями. Неповторимый для меня цвет неба и запах рек. Войду в родные Нерчу или Ингоду с закрытыми глазами и пойму, что купаюсь дома.
Места в Забайкалье красивые, но суровые, особенно для непривычного человека, который, например, попадает туда из среднерусской полосы. Недаром еще во времена Российской империи в Забайкалье отправляли на каторгу. Но привычные к этому климату люди крепкие морозы переносят нормально. Просто одеться нужно хорошо, и все! По-моему, русский холод для здоровья полезен. Главное, погода там очень стабильна. Если зима, значит, будет хороший устойчивый мороз: утром −40ºC, а днем −20ºC. Приятно и хорошо! Светит солнце, а ветра в Забайкалье нет. Лето короткое, но днем стабильно жарко, а ночью прохладно. Поэтому забайкальцы спят крепко и сильны духом.
Мои родители в тех краях родились и выросли. Предки отца, возможно, из сосланных казаков во время пугачевского бунта, перебрались за Байкал с Урала. В начале прошлого века его семья относилась к беднякам. А вот у мамы – местные корни. Ее дед по материнской линии до революции был атаманом казачьих войск, по отцовской – купцом 1-й гильдии, а отец (мой дед) закончил духовную семинарию в Иркутске, но в церкви не служил, а создал крепкое крестьянское хозяйство. Советскую власть он принял, даже в коммунистическую партию вступил. Как умный и грамотный человек, пытался защитить середняков от перегибов, доказывая, что именно эти трудолюбивые крестьяне могут создать основу для процветания государства. Но это его не спасло: в лютые 30-е годы он и вся мужская мамина родня были репрессированы. Дед был расстрелян, в 60-е реабилитирован посмертно. Маме не дали закончить школу. Затем она встретила папу, который приехал после училища строить дорогу и не побоялся жениться на дочери «врага народа». Так вышло, что благодаря отцу и его происхождению маме и удалось уцелеть в страшные годы сталинских репрессий. Я очень горжусь отцом: в тех непростых условиях, когда судьба и сама жизнь человека почти ничего не стоила, он не предал любимого человека, геройски прошел всю войну от Халхин-Гола да западных рубежей нашей Родины и, главное – выжил, хотя и неоднократно был ранен. Вернулся с руками, ногами, головой. Отец был очень способным и трудолюбивым, «дорос» до руководящих должностей, но для рабочих всегда был своим человеком. Они с мамой научили нас понимать суть жизни, остерегаться шелухи, пустословия, чванливости, быть честными, помнить свои корни. Ложь в нашей семье считалась настоящим преступлением.
Корр.: Чем Вам особенно запомнилось детство в Нерчинске?
Г.А. Шароглазова: История Нерчинска – это не только каторга. Город славился своими предпринимателями и просветителями. Нерчинское детство мне запомнилось, прежде всего, Бутинским дворцом – памятником архитектуры второй половины XIX столетия. Построили его братья Бутины, которые вышли из простонародья и стали крупнейшими золотодобытчиками Забайкалья. Дворец – это же такая красота: величественное здание, богатые интерьеры с огромными люстрами и венецианскими зеркалами! В мои школьные годы там размещалась городская библиотека, а именно в этом роскошном помещении был читальный зал, в котором я часто в старших классах занималась. Сейчас даже не верится, что свои школьные сочинения писала среди такой красоты. Сегодня во дворце – краеведческий музей. Нерчинцы – молодцы! Сохранили для потомков такую жемчужину! Михаил Дмитриевич Бутин на собственные средства открыл женскую гимназию и школы для бедных, настроил больниц.
Нерчинск – это не медвежий угол. Нерчинцев разбросало по всему свету, но, могу судить об этом по одноклассникам, нас тянет на малую родину! В жизни человека бывают разные ситуации. И мне приходилось переживать непростые моменты. В таких случаях лучшим средством для исцеления души становилась поездка на малую родину, домой. И меня не страшили расстояния. От Новополоцка до Нерчинска напрямую – около пяти с половиной тысяч километров. Ничего страшного! Села на самолет и полетела! Родная земля неизменно мне помогает! И особый говор забайкальский всегда тешит слух! Там, например, говорят не что, а чё, не есть (в смысле «кушать»), а ись. Чисто забайкальский оборот: эка паря девка брава. Там окончания сокращают: знат, прыгат, читат. И чай по-забайкальски – с молоком, но обязательно без сахара – тоже согревает по-особому.
Забайкалье, Нерчинск – это то место, которое дает мне силы и покой. Как в сказках, когда ослабевший богатырь падает на землю и поднимается могучим. Я, конечно, не богатырь, но данный факт на себе чувствую.
Корр.: Ваша склонность к точным наукам наверняка проявилась еще в школьные годы?
Г.А. Шароглазова: Да. В школе у меня все шло замечательно! Пошла в первый класс я еще в шесть лет. Читать-писать к этому времени я уже умела, и директор школы, друг моего отца, сказал: «Зачем ей целый год впустую дома сидеть!» Родители решили последовать его совету и отправили меня учиться.
С учителями мне везло! Анна Петровна Кибасова, Валентина Леонтьевна Резанович, Сергей Константинович Карпов, Илья Яковлевич Шмулевский, Григорий Иванович Белянинов и многие другие – всегда вспоминаю их с благодарностью, так как научили литературе, русскому, математике, истории и всем остальным знаниям. Мои одноклассники тоже помнят и любят своих учителей.
Всегда любила математику: она у меня очень хорошо шла. Бывало, получили задание, работаем. Учитель, Константин Сергеевич Карпов, видит, что класс находится в растерянности, и спрашивает с его точки зрения лучших учеников: «Олег Клюкин, решил?» Оказывается, нет. Продолжает: «Саша Мик, решил? Тоже нет?!» Уже после этого учитель обращался ко мне. Если же и я не могла ответить на его вопрос утвердительно, тогда он понимал, что, действительно, придется объяснять самому. Такое у меня воспоминание сохранилось.
А вот в физике, по правде говоря, я многого не понимала. Тем не менее, и по этому предмету, и по химии часто выходила из сложных ситуаций за счет математики. Даже не особо разбираясь в сути физических или химических процессов, но четко зная формулы и их логические связи, я решала задачи, наверное, лучше всех.
Корр.: Инженерное будущее было для Вас предопределено. Почему Вы выбрали именно Новосибирский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии (НИИГАиК)?
Г.А. Шароглазова: Возможно, так распорядилась судьба! Несмотря на свой математический склад ума, я достаточно романтичный человек. Люблю поэзию, живопись, музыку. По духу мне близки разносторонние люди, гармонично сочетающие в себе бытие, сознание, творчество. За эталон личностного развития, на мой взгляд, следует принять Леонардо да Винчи. Конечно, он гений, и, мы, простые смертные, понимаем несопоставимость его способности постижения истины с нашей собственной. Но стремиться к этому высокому образцу можно и нужно. Могу сказать с полной уверенностью: направления развития личности дал нам Леонардо да Винчи!
Скорее интуитивно, но мне хотелось приобрести профессию интересную и неспокойную, чтобы можно было путешествовать, посмотреть мир, лучше узнать людей. Эпоха 70-х была вся проникнута духом оптимизма и романтизма.
В то время информации для абитуриентов было очень мало, поэтому выбор человека, на самом деле, могла решить случайность. Так произошло и в моем случае. Однажды открыла газету и увидела маленькое объявление о том, что Новосибирский институт инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии производит набор студентов. Мне приглянулась специальность «Астрономогеодезия». Что такое геодезия я тогда, конечно же, не представляла. Думала, она связана с топографией и картами. Суть астрономии мне была понятна. Вот я и решила, что астрономогеодезист – это топограф в небе. А наблюдение за звёздами тогда, еще на заре космической эры, после полетов советских и американских космонавтов в космос было чем-то фантастически притягательным!
Наивные представления, правда? Но это сегодня можно загуглить все что угодно и тут же получить исчерпывающую информацию, а тогда мне и посоветоваться особенно не с кем было.
Корр.: Тем не менее, выбор был сделан, и Вы успешно поступили в НИИГАиК!
Г.А. Шароглазова: Да, но мое поступление не обошлось без небольшого приключения. Итак, окончила я школу с медалью и решила: «Все! Еду в Новосибирск!» Сказала об этом родителям – они не возражали. Но, что самое интересное, я опоздала на экзамены! Мне очень долго не приходил вызов. В то время вуз фактически высылал абитуриенту приглашение, а мы, люди законопослушные, терпеливо ждали. В конце концов, отец заподозрил какой-то сбой системы, и меня все-таки отправили в Новосибирск.
Когда я прилетела на место и пришла в НИИГАиК, оказалось, что вступительные экзамены продолжаются уже целую неделю. Тем не менее, встретили меня очень хорошо. Посмотрели, что я медалистка, и пристроили в какую-то «ускоренную» группу. Так я все-таки получила право побороться за поступление. Но экзамены нужно было сдавать каждый день!
Мне, как медалистке, для поступления было достаточно на отлично сдать только математику письменно. Как я уже сейчас это понимаю, в нашей школе учитель всегда делал акцент на поиск нестандартных подходов к решению задач, на развитие логики и математического мышления учеников. Безукоризненное оформление работ при этом отходило на второй план. Когда на экзамене мне дали задачи, я подумала: «Ой, так это же легкота!» И действительно, достаточно быстро, но несколько небрежно оформив ответ, я все решила, сдала и рассчитывала на успех. Не удалось, высшего бала не получила. Пришлось сдавать остальные предметы: математику устно, физику, химию и сочинение. В других условиях я бы, наверное, справилась лучше, но в той ситуации с опозданием, считаю, мне и так повезло быть допущенной к вступительным экзаменам.
Тем не менее, поступила! Так, в 1967 году я стала студенткой специальности «Астрономогеодезия». Впереди у меня были прекрасные пять лет!
Корр.: Вы шли в НИИГАиК, слабо представляя, с какой профессией связываете свое будущее. Когда Вы поняли, что тот интуитивный выбор оказался правильным?
Г.А. Шароглазова: Это произошло не сразу. У нас были прекрасные преподаватели: строгие, требовательные, предельно справедливые. И мы, в свою очередь, не боялись их, но испытывали по отношению к ним чувство глубокого уважения. И учеба у меня пошла с самых первых месяцев. Помню, по математике нам прямо посреди семестра поставили промежуточный экзамен. Руководство боялось, что у студентов могут быть проблемы на сессии и решили нас таким образом стимулировать на более напряженную работу. Я на этом промежуточном экзамене все быстро решила, ответила, и мне показалось, что должна быть отличная оценка. Нет, получила четверку. Не расстроилась. Подумала: значит что-то не так. Но спустя какое-то время приходит ко мне в общежитие сокурсница и сообщает, что мне исправили оценку на пять! Наша преподаватель подумала и, возможно, отталкиваясь от общих результатов экзамена, не побоялась внести небольшую поправку. Мне было очень приятно!
Но на первом курсе я еще сомневалась, туда ли я поступила. В моей группе училась и была моей соседкой по комнате в общежитии Людмила Люлько. Она мечтала поступить в Новосибирский государственный университет (НГУ) и стать ученым-математиком. Люда три года подряд пыталась пробиться в НГУ, но не проходила по конкурсу, и чтобы «пересидеть» год до новой вступительной кампании, поступала в вуз «похуже». Так она попала и в НИИГАиК. Под ее влиянием идеей поступления в НГУ на некоторое время заразилась и я.
Но в июне началась практика. Именно тогда я и почувствовала впервые вкус к избранной профессии. Практика проходила за городом на очень хорошем геодезическом полигоне. Мы там и работали, и жили. Мне все очень понравилось и захотелось связать с геодезией свое будущее. Я, наверное, тогда уже поняла, что и здесь можно заниматься серьезной наукой.
В моей студенческой жизни был еще один яркий эпизод. Я принимала участие в экспедиции к месту падения Тунгусского метеорита. Как известно, существует несколько гипотез, которые пытаются объяснить Тунгусский феномен: метеорит, комета, инопланетный корабль. В НГУ была группа ученых, преимущественно физиков, которые занимались исследованием этой интереснейшей научной проблемы. Новосибирские специалисты вместе со своими томскими коллегами вне рамок какой-то государственной программы, используя, в том числе, и собственные средства, ежегодно проводили к месту падения метеорита комплексную самодеятельную экспедицию (КСЭ). Руководителя КСЭ называли командором. К участию в ней приглашалась и небольшая группа студентов. Вот так один раз, после первого курса, поехать туда посчастливилось и мне. Там я встретилась с настоящими учеными, интересными, увлеченными поиском истины людьми. Мне удалось увидеть науку не на страницах книги или журнала, а изнутри: горячие споры, обсуждение научных гипотез.
В мое время командором КСЭ был Николай Владимирович Васильев, замечательный ученый, разносторонняя личность. Медик по образованию, впоследствии ставший академиком Российской академии медицинских наук. Потрясающе знал географию. Был увлечен Тунгусским дивом и долгие-долгие годы стоял во главе КСЭ, привлекая в нее физиков, химиков, геологов, геодезистов, творческих людей самых различных профессий. Писал стихи. Это он является автором слов песни, посвященной заимке Кулика, Сусловской воронке, предыдущему командору КСЭ Геннадию Федоровичу Плеханову:
«В глухой тайге таится яма,
Одна такая на весь бор,
И стерегут ее шаманы,
И ищет яму Командор…»
Слова переложили на музыку, и мы с удовольствием пели эту песню как гимн КСЭ.
После экспедиции в Томске проводилась конференция, на которой подводили итоги прошедшего сезона. Мы, студенты, тоже летали туда и чувствовали себя полноправными участниками научного мероприятия. К сожалению, повторить этот увлекательный опыт, мне было не суждено: каждое последующее лето было занято учебной практикой по месту учебы.
Корр.: По окончании НИИГАиК в 1972 году Вы были распределены на Дальний Восток?
Г.А. Шароглазова: Да. Наверное, можно было попытаться и в аспирантуру поступать, но у нас в группе было как-то не принято идти проторенными дорожками. А группа у нас была сильная, много медалистов. Мы считали, что прежде, чем заняться наукой, нужно взглянуть на геодезию изнутри, чтобы лучше понять ее. Без работы на производстве, казалось, не обойтись. Стремились попасть в самые интересные отдаленные места: Дальний Восток, Камчатка, Якутск, Магадан. К счастью, там везде были геодезические предприятия.
Я распределилась в Хабаровск в информационно-вычислительный цех Производственного объединения «Дальаэрогеодезия». Тогда уже стали появляться электронно-вычислительные машины, и мы занимались обработкой геодезических данных. У нас был замечательный генеральный директор – Юрий Павлович Никитенко. Он был очень внимателен к людям. ПО «Дальаэрогеордезия» – громадное предприятие с филиалами в самом Хабаровске, во Владивостоке, на Камчатке, в Амурской области, на Сахалине. Но в канун Нового года Юрий Павлович обходил все наше здание, схожее размерами с новым корпусом ПГУ, и лично, за руку поздравлял своих работников с наступающим праздником!
Наверное, все геодезисты и геологи – люди, которые близки к земле, очень просты и естественны. Похож на них был и мой отец. Он возглавлял пригородный совхоз, а жили мы в городе. Утром за ним заходила легковая машина. Однажды отец взял меня с собой. По дороге мы ехали и подбирали опоздавших на совхозный автобус людей. В конце наша машина была набита битком!
Корр.: Вам понравилась работа на производстве?
Г.А. Шароглазова: В Хабаровске у нас был хороший коллектив, но я рвалась в «поле»! Хотела поработать в таежных условиях. Меня не пугали ни бытовые условия, ни постоянные перемещения на большие расстояния. В конце концов, все-таки уговорила своего начальника цеха, чтобы он отпустил меня в экспедицию хотя бы на сезон, то есть на несколько месяцев.
Так я попала на Сахалин. Занималась астрономией, то есть определением координат пунктов по звездам. Затем перевелась в экспедицию в город Свободный Амурской области, где занималась наблюдением пунктов триангуляции государственной геодезической сети. Амурская тайга после Сахалинских гор на меня вначале давила. Я всегда любила горы, какое-то время занималась альпинизмом, была на Памире, Тянь-Шане, Кавказе. Деревья мешали, хотелось, как на Сахалине или вообще в горах, смотреть на облака сверху вниз.
Работа в экспедиционных условиях была для меня очень полезной и для профессионального роста, и с точки зрения новых впечатлений и жизненного опыта. Встретила немало хороших людей. Приходилось прыгать с вертолета в тех случаях, когда посадка машины была невозможна. Работала и на оленях, когда вертолет был занят, или по другим техническим причинам. Ездить верхом на оленях я, правда, не научилась. Для езды на этом животном требовалась необыкновенная сноровка! Обычно при передвижении от пункта к пункту каюр (погонщик) величественно плыл на верховом олене, за ним тянулись навьюченные грузом олени, а мы шли пешком.
На Сахалине произошел такой случай. Нас должны были забрать на вертолете в город, а в условленный час машина не прилетела. Руководитель бригады решил пешком отправиться к дороге, а дальше – на попутках добираться до Южно-Сахалинска, который находился примерно в ста километрах, чтобы ускорить прибытие вертолета. Мы остались вдвоем с рабочим, случайным в геодезии человеком. Он вдруг резко затосковал по цивилизации и тоже решил попытаться достичь города своим ходом, и мне пришлось дожидаться вертолета на сопке одной. День прошел нормально, но ночью, конечно, было очень страшно! Лежу в палатке, а вокруг столько разных шорохов и странных звуков. Можно было такого нафантазировать! Я старалась как можно быстрее уснуть, чтобы не продрожать до самого утра. Так я боялась семь ночей, но солнечные дни были удивительно познавательными. Научилась наблюдать за муравьями, разными букашками. Была просто потрясена их организованностью и независимостью. Все они утром просыпались и спешили по своим делам, не обращая на меня никакого внимания. Я слилась с ними, кедровым стлаником, вершиной горы, под которой стояла наша палатка. Взбиралась на вершину и любовалась облачным морем внизу с плывущими по нему кораблями – соседними горными вершинами. От красоты, гармонии природы, величия просто дух захватывало! Наша палатка с торчащей трубой от печки для обогрева, символ романтики для многих горожан, включая меня, прежнюю, тогда показалась уродливым напоминанием о суетности мира, портящим это величественное мироздание.
В информационно-вычислительном цехе было много рутины и монотонной работы, и я попросилась в опытно-исследовательскую лабораторию. У нас был очень сильный главный инженер Владимир Абрамович Шульман, он-то и увидел во мне потенциал, по сути дела открыв мне дорогу в науку. Имея хороший производственный опыт, заниматься научной работой мне было значительно легче. Мы начали развивать геодинамику, направление, в центре внимания которого находится изучение современных движений земной коры и поиск предвестников землетрясений геодезическими методами.
Тогда на научные исследования выделяли очень много денег! Средств было столько, что некоторые организации просто голову ломали, размышляя о том, куда их можно направить. Сейчас подобная ситуация может выглядеть просто неправдоподобной! У нас были хорошие связи с Институтом вулканологии Академии наук. Камчатка давала прекрасные возможности для наших научных исследований: 141 вулкан, из которых 28 – действующие! Только на восточном побережье силами ПО «Дальаэрогеодезия» было создано более десяти геодинамических полигонов, в том числе Ключевской, находящийся в районе всемирно известной Ключевской сопки, Толбачинский, Карымский и т.д.
Корр.: Эта работа открывала для Вас дорогу в аспирантуру?
Г.А. Шароглазова: Мне была интересна научно-исследовательская работа сама по себе. Уже и публикации пошли. Но, честно признаюсь, даже не думала о том, что мне нужно поступать в аспирантуру. Помог осознать эту необходимость мой старший товарищ – главный инженер В.А. Шульман! Это был москвич, очень активный творческий человек, ученый, тесно сотрудничавший с Центральным научно-исследовательским институтом геодезии, аэрофотосъемки и картографии (ЦНИИГАиК). Владимир Абрамович решил, что я должна всерьез заняться своей научной карьерой, и рекомендовал меня в ЦНИИГАиК, где была очень сильная аспирантура.
Учеба, даже в ее заочной форме, в нашем головном НИИ много дала мне в профессиональном плане. Несмотря на немалое расстояние между Хабаровском и Москвой, отсутствие сегодняшних возможностей мобильной связи и Интернет-коммуникации, оторванности от ЦНИИГАиК я не ощущала. Руководство ПО «Дальаэрогеодезия» с пониманием относилось ко мне, поэтому я никогда за свой счет не летала в столицу: всегда охотно давали командировку. Будучи на Камчатке, на сейсмостанции, совершенно случайно и, казалось бы, мимолетно познакомилась с москвичкой Аллой Ноздриной. Обменялись адресами и, как оказалось, подружились на всю жизнь. Потом, когда я поступала в аспирантуру, остановилась именно у нее. И в последующие мои приезды в Москву по делам учебы ее гостеприимный дом всегда был открыт для меня. Я за это очень благодарна Алле!
Тема моей кандидатской диссертации – «Изучение горизонтальных деформаций земной поверхности по результатам повторных геодезических измерений на Камчатских геодинамических полигонах». Моим научным руководителем был Ян Валерианович Наумов. Также большую помощь мне оказал заведующий отделом геодинамики и гравиметрии ЦНИИГАиК Леонард Павлович Пеллинен, наше светило в области высшей геодезии. Кроме того, в институте он возглавлял ученый совет по геодезии. Когда я представила диссертацию, две научные школы стали между собой дискутировать по поводу ряда положений, содержавшихся в моей работе, а про меня, собственно, и забыли. Леонард Павлович был немного ошарашен таким поворотом событий, попросил у научного руководителя мою работу, внимательно просмотрел ее и сделал мне ряд важных замечаний по сути. Я ему за это очень благодарна! Ведь Л.П. Пеллинен вовсе не был обязан проявлять участие в моей научной судьбе. В результате, в 1985 году состоялась защита. Она прошла очень спокойно и увенчалась для меня успехом.
Корр.: Как повлияло присуждение научной степени кандидата технических наук на Вашу карьеру в Хабаровске?
Г.А. Шароглазова: Я так и осталась технологом по геодинамическим полигонам. Хотя, конечно, на зарплату степень кандидата наук повлияла заметно. Меня в то время все устраивало.
Вскоре у меня появилась возможность отправиться в длительную зарубежную командировку. В то время советские геодезисты активно помогали «странам народной демократии» в их продвижении по пути социалистического развития: работали в Анголе, Афганистане, Вьетнаме, Кубе, Монголии и т.д.
Сначала я собиралась во Вьетнам, где требовался консультант по высшей геодезии. Мне уже и русско-вьетнамский словарь друзья подарили. Но потом все почему-то переиграли, и мне было предложено на год поехать на Кубу. Там тоже требовался специалист по высшей геодезии, направление геодинамика. Во-первых, кубинцы пытались развивать спутниковые геодезические сети. Честно признаюсь, в спутниковых технологиях я тогда была не очень сильна. Это было новое направление, поэтому наше предприятие к его разработке еще не приступало. Приходилось на месте разбираться: кубинцы приносили англоязычные статьи, и я их усиленно штудировала. Мне в помощь выслали еще одного специалиста из ЦНИИГАиК. Во-вторых, кубинцы как раз строили АЭС, и без предпроектных геодинамических исследований им было просто не обойтись.
Работая на Кубе, я в очередной раз поняла, что обычные люди всегда поймут друг друга, и никакие языковые, культурные или расовые различия не станут для них препятствием. Я очень хорошо сработалась с кубинцами!
Корр.: Что Вам дал дальневосточный этап карьеры?
Г.А. Шароглазова: Я там получила производственный и научный опыт, фундамент моего профессионализма. Все это очень мне пригодилось в преподавательской деятельности. Нельзя забывать особую миссию преподавателя: ученый, артист, педагог, личность. Чтобы хотя бы приблизиться к такому определению, нужно много знать, уметь, понимать. Мне еще в институте сказали: «Пошла в геодезию – жизнь узнаешь!» Это, действительно так! В сложных условиях в человеке ярко высвечивается вся его суть: и лучшее в нем, и худшее. В «поле» не спрячешься за дорогим нарядным костюмом или за дверью личного кабинета. В отношениях с людьми я, прежде всего, люблю естественность, простоту и внутренне не принимаю всякое пижонство и пустословие. Вы знаете Бориса Эйфмана, гениального российского балетмейстера, переведшего русскую классику на язык балета? Смотрела на канале «Культура» цикл передач, посвященных ему. В одной из них Б. Эйфман сказал: «Люди накопили большой словарный запас! А выразить с его помощью часто бывает нечего. Слова подпирают изнутри, хочется говорить, и многие начинают о чем-то очень пространно говорить, часто бессмысленно. Иногда сижу на совещании и не понимаю, о чем они так много говорят…». Замечательно подходят для текущего времени!
Главное в человеке – не красивые слова и громогласные обещания, а его глубокое внутреннее содержание и реальные дела. Мне кажется, я научилась чувствовать людей и практически сразу начинаю понимать, кто передо мной: естественный человек или «лицо в маске».
Корр.: Из кубинской командировки Вы вернулись на ПО «Дальаэрогеодезия»?
Г.А. Шароглазова: Да. Но моя командировка пришлась на 1988-1989 годы и вернулась я, по существу, уже в другую страну. Именно тогда, а не на Кубе, испытала настоящий культурный шок. Перестроечный Советский Союз конца 80-х напоминал извергающийся вулкан. Нестабильность в стране, проявления которой ощущались и на нашем предприятии, а также личные причины заставили меня задуматься о том, чтобы покинуть Хабаровск. Вариантов трудоустройства у меня было достаточно много. Особенно активно зазывали меня в среднеазиатские республики. Их же там постоянно трясло, геодинамика хорошо развивалась: требовались специалисты моего профиля. Приглашали меня и в Киев.
Я училась с Александром Кириенко, который потом у нас в Хабаровске возглавлял проектно-вычислительный центр. Он знал, что в Новополоцком политехническом институте есть геодезический факультет, был хорошо знаком со многими новополоцкими преподавателями, в том числе, конечно, с деканом Владимиром Павловичем Подшиваловым и Валерием Ивановичем Мицкевичем. Взяла на заметку и этот вариант.
Начала переписку с несколькими потенциальными работодателями. Звали в Иркутск, а в Казани предложили заведование кафедрой. Но для меня принципиально важным вопросом при выборе будущего места работы было скорейшее обеспечение квартирой. Где-то жилье могли дать лишь спустя какое-то время, а где-то на это не было даже шансов. В 1990 году рассчитывать на обещания было безрассудством: социально-экономическая ситуация в стране ухудшалась. В Средней Азии было уже неспокойно, и ехать туда было немного страшно. Поэтому, когда в Новополоцке сказали, что квартиру мне дадут сразу, решила сделать выбор в пользу Беларуси. Тем более, Владимир Павлович Подшивалов, с которым я вела переписку, подчеркнул, что ректор НПИ Э.М. Бабенко никогда не обманывает: если сказал, что сразу будет квартира, значит, это гарантия!
Корр.: Когда Вы переехали в Новополоцк?
Г.А. Шароглазова: Приехала познакомиться с руководством института поздней осенью 1990 года. Владимир Павлович даже провел для меня небольшую экскурсию по новополоцкой промзоне. Убедилась, что жилье дадут и перед отъездом четко понимала, что жить и работать буду здесь.
По возвращению в Хабаровск пришла к своему генеральному директору и честно сказала, что хотела бы уехать в Беларусь. Ю.П. Никитенко немного знал мою личную ситуацию, но отпускать не хотел. Тем не менее, и в этой ситуации он проявил свои лучшие человеческие качества. Когда я уже собиралась уезжать из Хабаровска, Юрий Павлович пригласил меня в свой кабинет генерального директора и сказал, что будет держать мою квартиру на тот случай, если у меня что-то не получится в Новополоцке. Приятно, но я точно знала, что не вернусь: дважды в одну и ту же реку не входят.
Вскоре я уже была на новом месте и 14 января 1991 года приступила к работе на кафедре прикладной геодезии и фотограмметрии геодезического факультета. Получается, совсем недавно исполнилось 27 лет, как я преподаю здесь.
Корр.: Чем Вам запомнились первые годы работы в нашем университете?
Г.А. Шароглазова: Прежде всего, на геодезическом факультете НПИ сразу бросилась в глаза простота отношений как внутри преподавательского коллектива, так и между преподавателями и студентами. Мне кажется, основная заслуга в этом принадлежала Владимиру Павловичу, в котором никогда не было ни капли начальственного высокомерия или административного апломба.
В то время, когда я только переехала в Новополоцк, существовала острейшая проблема дефицита товаров первой необходимости. Деньги у меня были, после Кубы оставались еще и чеки, на которые можно было делать покупки в сети магазинов «Березка». Но вот продукты в магазине продавались по талонам, а их мне еще не выдали. Владимир Павлович отправил ко мне своего преподавателя Аллу Александровну Михееву, чтобы узнать, чем мне можно помочь. Кафедра даже собрала на всякий случай какие-то продукты для меня. Такое человеческое отношение, безусловно, подкупало! Хотя собственного факультета у нас уже нет, мы стремимся сохранять этот дух демократизма и взаимопомощи на кафедре геодезии и геоинформационных систем.
Простота не всегда могла играть положительную роль. В.П. Подшивалов не любил ходить по начальству. Если было нужно что-то пробить и купить, то он, скорее, был готов свои собственные деньги выложить на общее дело, а не выпрашивать их. В то время мы много критиковали его как декана и заведующего кафедрой. Но сейчас я особенно четко понимаю, насколько много он сделал для геодезического направления в ПГУ и для университета в целом! Самое ценное во Владимире Павловиче – это то, что он доверял коллегам. Кому-то могло показаться, что такое отношение объяснялось его нежеланием самому вникать в какие-то текущие проблемы. На самом деле, он умел подбирать кадры и деликатно подталкивал коллег к самостоятельной творческой деятельности без понукания со своей стороны. Владимир Павлович собрал коллектив, привел в действие рабочий процесс и был уверен в надежности своих людей. Действительно, с такими трудягами, как, например, Валерий Иванович Мицкевич, Алла Александровна Михеева или Сергей Константинович Товбас так и нужно было работать!
Корр.: Недавно исполнилось три года со дня кончины Валерия Ивановича. Что это был за человек?
Г.А. Шароглазова: Валерий Иванович Мицкевич, как и Владимир Павлович или я, окончил НИИГАиК. Его родители были родом из Беларуси, но в годы репрессий его семья оказалась в Сибири. Он уже родился в Новосибирске. Это был очень сильный профессионал, талантливо сумевший в своих работах соединить геодезию, математику и программирование. Его программой по уравниванию государственных линейно-угловых сетей, составленной им совместно с профессором Константином Леонтьевичем Проворовым, пользовались все геодезические предприятия Советского Союза. Программное обеспечение для факультета разрабатывал именно В.И. Мицкевич. К сожалению, оно было создано в среде DOS. Хорошо бы нам сейчас восстановить эти программы!
Корр.: Галина Александровна, Вы работаете в ПГУ уже более четверти века. Какие события в развитии геодезического факультета, а затем и единой кафедры геодезии и геоинформационных систем Вы бы назвали ключевыми?
Г.А. Шароглазова: Главные вехи в истории геодезического факультета связаны с В.П. Подшиваловым и В.И. Мицкевичем. В 1999 году Владимир Павлович защитил докторскую диссертацию. То, как он готовился к защите, вызывало у меня искреннее удивление и восхищение. Когда я двигалась к своей кандидатской, на производстве в Хабаровске мне была открыта зеленая улица: наши сотрудники в цехах на очень высоком уровне выполняли для меня плакаты, то есть делали почти всю черновую работу. А Владимир Павлович – первый человек на факультете – готовил все такие плакаты для защиты докторской собственноручно! Ему также принадлежит огромная заслуга в том, что он подтолкнул к защите докторской и В.И. Мицкевича. На мой взгляд, именно Валерий Иванович как ученый был у нас первым человеком на факультете. Его защита поспособствовала появлению в ПГУ научной школы В.И. Мицкевича «Математическая обработка геодезических построений методами нелинейного программирования», открытию магистратуры, аспирантуры, а также специализированного совета по защите кандидатских диссертаций по геодезии (2000 г.)! Это были, действительно, важнейшие события в жизни геодезического факультета! К сожалению, после отъезда В.П. Подшивалова в Минск (2009 г.) и кончины В.И. Мицкевича (2015 г.) докторов-геодезистов у нас не осталось…
Корр.: Собственная аспирантура помогала решать задачу воспроизводства научных кадров на факультете и кафедрах?
Г.А. Шароглазова: Наша аспирантура давала хороший результат! У нас защитились Вадим Викторович Ялтыхов, Лариса Анатольевна Черкас, Людмила Федоровна Зуева (науч. руководитель В.И. Мицкевич) и Валентина Анатольевна Бондаренко (науч. руководитель И.Г. Картавенков, науч. консультант В.И. Мицкевич). Вадим Викторович и Валентина Анатольевна и сегодня работают ПГУ. Лариса Анатольевна – заместитель декана инженерно-строительного факультета в Гродненском университете, а Людмила Федоровна – доцент кафедры геотехники и транспортных коммуникаций Брестского государственного технического университета. В.П. Подшивалов в аспирантуре работал, в основном, с аспирантами-иностранцами и внешними соискателями. Среди защитившихся, естественно, были и иностранные граждане из Нигера, Ливана, Сирии. Всего в нашем совете защитили около 20 докторских и кандидатских диссертаций.
Кстати, когда я стала работать в НПИ в 1991 году, мне сразу бросилось в глаза большое количество иностранных студентов на факультете. Были, например, ребята из Сирии, Йемена, Ливана, Анголы, Афганистана и т.д. После окончания они сразу получали магистерские дипломы, и сейчас работают не только на своей Родине, но и в США, Швеции, России. Многие затем возвращались к нам, поступали в аспирантуру и получали докторские дипломы.
Корр.: Первый набор на специальность «Прикладная геодезия» был произведен еще в 1974 году. Когда на факультете появились новые специальности?
Г.А. Шароглазова: В 1993 году, как раз после реорганизации НПИ в ПГУ, специальность «Прикладная геодезия» была преобразована в специальность «Геодезия» со специализациями «Прикладная геодезия», «Фотограмметрия» и «Геодезическое обеспечение кадастров».
Что касается, специализации «Фотограмметрия», главная заслуга в ее появлении принадлежит Алле Александровне Михеевой. Она – выпускница Московского института инженеров геодезии, аэрофотосъемки и картографии (МИИГАиК) и сильнейший фотограмметрист. Считаю, что в стране до сих пор нет специалиста, равного ей! Сегодня отдельной специализации «Фотограмметрия» у нас нет, но фотограмметрические знания в достаточно большом объеме мы даем и геодезистам. Открытие специализации «Геодезическое обеспечение кадастров» – это, прежде всего, заслуга Ивана Григорьевича Картавенкова.
Уже после ухода из университета В.П. Подшивалова появилась специальность «Геоинформационные системы» (ГИС). К нам в университет приехал ректор МИИГАиК Василий Александрович Малинников. Он встречался с Дмитрием Николаевичем Лазовским и, как говорят, предложил открыть у нас специальность «География и ГИС». У ее истоков на факультете стояли Игорь Павлович Шевелев, наш декан, и Иван Григорьевич Картавенков, а вот доводить ее до ума выпало уже на мою долю.
Сегодня мы осуществляем набор на две специальности: «Геодезия» и «Геоинформационные системы (земельно-кадастровые)».
Корр.: Вскоре после отъезда в Минск В.П. Подшивалова Вы возглавили кафедру.
Г.А. Шароглазова: Да, я стала заведующей кафедрой в 2010 году. Когда мне было озвучено такое предложение, поначалу не особенно хотела отвечать на него согласием. Главным фактором, который все-таки склонил чашу весов в пользу занятия этой должности, стала возможность всерьез заняться развитием специальности ГИС. Я прекрасно понимала, насколько это важное и перспективное направление, а главное – его потенциал был способен дать новый толчок геодезии на нашем факультете.
Главное отличие геоинформационных систем от каких-либо других информационных систем заключается в том, что они обязательно имеют математическую основу в виде системы координат, распространенную на территорию всей страны в форме геодезических сетей, и картографической проекции. Получается, что мы, геодезисты, обязательно сливаемся с геоинформационщиками, и не можем автономно существовать друг без друга. Недаром у нас и название кафедры звучит как «кафедра геодезии и геоинформационных систем».
Приборы сегодня автоматизированы настолько, что кажется: человек кнопки понажимает и получит нужные данные. Тот, кто по-настоящему не знает геодезии, может даже подумать, что он ею успешно занимается. Но это только иллюзия! Надеюсь, в будущем будет немного по-другому, и геодезия вновь обретет фундаментальный характер, и без теоретических знаний будет не обойтись и в прикладных областях.
Корр.: Вы приложили немало усилий для развития специальности ГИС. Уже можно говорить о каких-то промежуточных результатах этой работы?
Г.А. Шароглазова: Поскольку геодезия очень тесно связана с геоинформационными системами, оказалось очень логичным введение в учебный процесс геодезических дисциплин у «гисовцев» и, наоборот, в подготовку геодезистов – дисциплин ГИС. Подобное «взаимное опыление» знаниями в равной степени помогло и одной, и другой специальности. Поначалу я, возможно, еще действовала интуитивно, но сейчас оправданность такого подхода уже ни у кого не вызывает сомнения. Благодаря этому, сегодня мы можем трудоустроить выпускников-«гисовцев» как геодезистов.
Этап становления специальности «Геоинформационные системы» был непрост. Новые дисциплины поначалу приходилось читать не опытным преподавателям, а всего лишь ассистентам кафедры. У нас не было учебно-методических материалов. В решении этой проблемы нам очень помог Белорусский государственный университет, в частности Николай Васильевич Клебанович, в то время заведующий кафедрой почвоведения и земельных информационных систем, а сегодня декан географического факультета.
Дело в том, что гисовская специальность была открыта в БГУ несколько раньше, чем у нас, и минские коллеги уже имели солидные наработки. Мы совершили взаимовыгодный обмен ресурсами. На геофаке БГУ профессоров много, и все они «писучие». Учебно-методических материалов – учебно-методических комплексов, пособий и прочего – на факультете было подготовлено море! Но существовали сложности с их публикацией. Я им предложила: «Давайте я договорюсь с нашим редакционно-издательским отделом, и мы издадим ваши разработки. Из каждого тиража по 10-20 экземпляров отдадим вам». Минчане охотно откликнулись, и все стороны остались довольны! Мне хотелось бы искренне поблагодарить наших минских коллег за столь ценную помощь!
Когда уже мы подошли к первому выпуску студентов этой специальности, мы пригласили Николая Васильевича возглавить государственную экзаменационную комиссию. Таким образом, на протяжении нескольких лет он был у нас председателем ГЭК. Потом Н.В. Клебанович мне сказал: «Галина Александровна! Зачем я вам здесь нужен? Мне уже ясно: у вас все работает нормально! Вам председателем нужно брать производственника. Это облегчит задачу распределения выпускников». Мы воспользовались его ценным советом.
Контакты с географическим факультетом БГУ мы поддерживаем и сейчас. Нас постоянно приглашают в Минск на празднование Международного дня ГИС, который традиционно проводится в ноябре, и наши студенты неизменно берут призовые места в конкурсе ГИС-проектов.
Корр.: Насколько востребованы Ваши выпускники на рынке труда?
Г.А. Шароглазова: В прошлом году на геодезистов заявок было значительно больше, чем мы могли предложить. Даже в сентябре-октябре звонили и спрашивали, можем ли мы чем-нибудь помочь. А ведь еще года два назад мы испытывали с распределением трудности. Есть все основания полагать, что эта тенденция найдет свое продолжение и в будущем.
Стремление построить в Беларуси «цифровое государство» наверняка будет также на руку росту востребованности на рынке труда «гисовцев». Пока выпускников ГИС распределять непросто. На местах, например, в кадастровых агентствах, еще, к сожалению, слабо понимают важность таких специалистов. Но «гисовцы» хорошо идут, как было в прошлом году, на должности геодезистов и прекрасно справляются! Главное преимущество выпускников специальности ГИС – в их разносторонности.
Корр.: Видите ли Вы возможность открытия новых специальностей на кафедре?
Г.А. Шароглазова: Над этим нужно серьезно размышлять. Есть такое перспективное направление: картографо-геодезическое обеспечение ГИС. В принципе, мы уже способны готовить специалистов на І-ом уровне высшего образования. Осталось усилиться еще и с точки зрения программирования.
Корр.: Мы подошли к очень актуальной теме. С начала 2018 года Ваша кафедра, а также специальности «Геодезия» и «Геоинформационные системы (земельно-кадастровые)» относятся к факультету информационных технологий.
Г.А. Шароглазова: Конечно, в идеале у нас должен быть самостоятельный геодезический факультет. И моя боль – то, что с нами случилось… Сначала кафедру прикрепили к инженерно-строительному факультету. Но мы имеем отношение к строителям только в чисто прикладном аспекте: геодезическом обеспечении строительства. Это приводит к резкому сужению изначальных геодезических основ. Геодезия – гораздо шире и фундаментальнее.
Еще в мои студенческие годы нас, геодезистов, учили программированию. Нам целый год читали очень серьезный курс. И было это несколько десятилетий назад. Как же можно не использовать наши возможности сегодня, в начале ХХІ века?! Среди геодезистов всегда были очень сильные программисты. Я уже упоминала в этой связи нашего профессора В.И. Мицкевича. Он же был лучшим геодезистом-программистом Советского Союза! Говорю это без всякого преувеличения! Вся страна работала по его программам. Я же, помню, в свое время из Хабаровска в НИИГАиК прилетала к Валерию Ивановичу, чтобы попросить его внести некоторые изменения в его программные разработки!
Геодезические программы писали и другие крупные геодезисты: им не составляло особого труда переквалифицироваться на эту проблематику. Поскольку они очень глубоко разбирались во всей геодезической специфике, то и программы у них получались очень хорошие.
Но со временем эта тесная связь между геодезией и программированием стала утрачиваться. Геодезисты все больше и больше стали пользоваться готовыми программными продуктами. Сегодня мы учим студентов, главным образом, тому, как этими программами пользоваться. Все, что обеспечивает математическую обработку спутниковых наблюдений, разработано за границей. Очень плохо, что алгоритмы, на которых основаны эти программы, мы слабо знаем. В результате, принимаем точность машинных расчетов на веру и не имеем возможности подкорректировать работу программы, усовершенствовать ее.
Конечно, подготовка хороших геодезистов, свободно владеющих программированием, тем более таких, каким был Валерий Иванович, это задача не одного дня и даже не нескольких лет. Тем не менее, работать в этом направлении обязательно нужно! Я отправила одного нашего выпускника, Павла Сергеевича Долгого, учиться в магистратуру к Рихарду Петровичу Богушу именно для того, чтобы он подтягивался в области программирования. Наши коллеги-программисты считают, что мы хотим чуть ли не невозможного. Но я убеждена, что из Павла нужный нам программист получится!
Кроме того, мы готовы в качестве вузовского компонента вводить дисциплины, связанные с программированием, на специальности «Геодезия» и «Геоинформационные системы (земельно-кадастровые)». Но пока нам еще нужно найти точки соприкосновения с преподавателями-программистами, чтобы выгода от такого сотрудничества была взаимной.
Корр.: Таким образом, врастание геодезического и геоинформационных направлений в ФИТ уже началось?
Г.А. Шароглазова: Конечно! Как я уже подчеркивала, ничего искусственного в этой «фитовской» прописке геодезистов нет! А территориальная разобщенность – не помеха. Гуманитарный факультет даже на три учебные площадки живет. Да и юристы занимаются не только у себя в Междуречье.
А еще необходимо учитывать и всячески развивать междисциплинарный подход в обучении и научной деятельности. Современное геодезическое оборудование сильно связано с физическими процессами, с радиоэлектроникой. Таким образом, мы близки и к радиотехническому факультету. И здесь можно будет развивать самое тесное взаимодействие. Первоначально даже я задумывалась о том, чтобы присоединиться к радиотехническому факультету. С территориальной точки зрения вхождение в РТФ выглядело бы совершенно идеально, ведь мы – соседи.
Корр.: Вы упомянули о магистерских перспективах П.С. Долгого. А как идет процесс развития кадрового потенциала кафедры вообще?
Г.А. Шароглазова: Над этим я очень активно работаю! В наступившем году у нас будет защищаться мой аспирант Кирилл Игоревич Маркóвич. Он уже ездил в МИИГАиК, докладывал на кафедре высшей геодезии. В их совете и будет проходить защита. (У нас с москвичами есть договор о сотрудничестве.) Кроме того, очень надеюсь на то, что в этом или следующем году защитится Елена Владимировна Дегтярева, которая работает под научным руководством Афанасия Евстафьевича Болботунова. Она пойдет по направлению «Землеустройство». Пока они думают: то ли в Институте природопользования защищаться, то ли в Институте экспериментальной ботаники НАН Беларуси. Не сомневаюсь в Кирилле Игоревиче и Елене Владимировне! В целом, я с оптимизмом смотрю в научное будущее кафедры. Тем более, что у нас есть и несколько других перспективных молодых преподавателей.
Корр.: Насколько активно кафедра ведет международное сотрудничество?
Г.А. Шароглазова: Когда в университете затрагивают эту тему, то, как правило, имеют в виду партнерские отношения с Западом. Мы, геодезисты, смотрим на это немного иначе. С нашей точки зрения более полезным для дела является взаимодействие с вузами и научными учреждениями России и ближнего зарубежья.
Нами подана заявка в Белорусский республиканский фонд фундаментальных исследований на совместный проект с Пермскими научно-исследовательскими институтами и университетом. Наша тема – «Методика разработки совместных геодезических и гравиметрических наблюдений при исследовании современных движений земной коры». Эти контакты у нас завязались еще в июне 2016 года, когда россияне приезжали к нам на международную научно-техническую конференцию «Геодезия, картография, кадастр, ГИС – проблемы и перспективы развития». В конце первого квартала 2018 года станет известно, получит ли наш проект финансирование.
Идея сотрудничества принадлежит российским коллегам. У них есть очень сильные гравиметристы и гравиметры, а у нас – интересный материал по повторным геодезическим измерениям. В районе Полоцкой электростанции размещен наш геодинамический полигон. Здесь, в Полоцко-Курземской зоне тектонических разломов, с целью наблюдения за деформациями земной коры мы с 2004 года проводим сначала высокоточное нивелирование и спутниковое наблюдение, а затем по данным этих инструментальных исследований – моделирование геодинамических процессов. В этой работе геодезисты тесно сотрудничают с геофизиками, у которых, в частности, обычно лучше обеспеченность гравиметрами. А у российских коллег есть очень хорошие гравиметры!
Корр.: Как человек очень далекий от естественнонаучной области позволю себе попросить Вас объяснить суть и значение гравиметрии.
Г.А. Шароглазова: Гравитационное поле Земли – одна из основ жизни на нашей планете. Посмотрите, мы же и сами всегда ощущаем силу притяжения. В ХХ веке в области гравиметрических исследований выделялись две державы: Советский Союз и Соединенные Штаты Америки. Почему? Без изучения гравитационного поля земли вывести на околоземную орбиту космические летательные аппараты нельзя!
Был такой великий советский ученый Михаил Сергеевич Молоденский. Он разработал теорию использования измерений гравитационного поля Земли для целей геодезии, предложил метод астрономо-гравиметрического нивелирования, новый метод определения фигуры Земли и сконструировал первый в СССР пружинный гравиметр. Теория Молоденского сегодня признана во всем мире. Без гравиметрии геодезистам просто не обойтись!
Так, локальное гравитационное поле зависит от различных процессов, связанных с современными движениями земной коры, с тектоническими разломами. Перед землетрясениями или какими-то другими аномальными событиями гравитационное поле Земли меняется, а его состояние оказывает влияние на результаты наших высокоточных геодезических измерений. Нивелирование, например, мы делаем с точностью 0,3 мм на 1 км! Неоднородность гравитационного поля вынуждает нас вносить поправки в данные приборов.
Могу привести пример о важности гравиметрии, который будет еще ближе к «реальной жизни». Гравиметрические исследования имеют большое значение для геологов, поскольку позволяют вести поиск полезных ископаемых. Метод так и называется – гравиразведка. Геологи знают, какой аномалии силы тяжести соответствует то или иное месторождение.
Корр.: С кем еще сотрудничает Ваша кафедра?
Г.А. Шароглазова: У меня есть очень хорошие контакты с Дальневосточным федеральным университетом (ДВФУ). Благодаря им, в прошедшем году мне удалось принять участие в Восточном экономическом форуме, который проходил как раз на базе ДВФУ. Между нашими вузами заключен договор о намерениях, происходит постоянный обмен научными идеями. Мы с владивостокскими коллегами хотели подать и заявку на совместный проект. Но есть очевидная сложность, которая заключается в территориальной отдаленности. Им легче с японцами по геодинамической тематике сотрудничать: их геодинамичекая сеть стыкуется с японской. Мы же находимся по прямой почти в 7 000 км от Дальнего Востока! Нам тяжело найти точки научного соприкосновения, но для совместных методических разработок и расстояния не помеха.
Уместно будет вспомнить и относительно недавно завязавшиеся контакты с Белоцерковским национальным аграрным университетом. О результатах нашего визита в этот украинский вуз и перспективах нашего дальнейшего взаимодействия подробно рассказывалось на страницах сайта ПГУ.
Кроме того, мы подготовили интересный белорусско-казахстанский проект с Евразийским национальным университетом им. Л.Н. Гумилева (г. Астана) по взаимообусловленности влияния тектонических и техногенных факторов на состояние земной коры и окружающей среды. Это, как говорится, моя тема! С белорусской стороны этот проект уже получил полное одобрение, сейчас мы ждем ответа с казахстанской стороны.
Что касается западного направления международного сотрудничества кафедры геодезии и геоинформационных систем, то сейчас вместе с начальником отдела международных связей С.В. Пешкуном мы готовим заявку проекта по программе Erasmus+. Время покажет, пройдет он или нет, но суть его заключается в развитии таких направлений, как фотограмметрия, дистанционное зондирование, геодинамика, экология и ГИС. Особенно мы заинтересованы в их усилении на уровне магистратуры и аспирантуры.
В этой заявке меня порадовало и то, что в состав консорциума вузов-партнеров входит и МИИГАиК. Сейчас очень модными становятся беспилотники, а их метрологическое обеспечение в Беларуси находится на нуле. Наши московские коллеги эту работу очень хорошо наладили, они располагают очень хорошим метрологическим полигоном. Мы могли бы с ними спокойно сделать подобный и на учебно-научной базе ПГУ на озере Черное и вообще воспользоваться их опытом в данной области. Это важно, поскольку наши московские коллеги уже зарабатывают на сертифицировании картографической продукции фирм, которые эксплуатируют свои беспилотники. Развитие этого направления помогло бы нам не только с точки зрения развития науки и коммерциализации научных разработок, но и в плане усиления учебного процесса.
Как я уже отмечала, у нас с москвичами существуют давние плодотворные научные связи, но получение дополнительного финансирования на реализацию наших общих идей было бы весьма кстати.
Конечно же, нужно возобновлять прежде очень активные контакты с Королевским технологическим институтом (г. Стокгольм, Швеция). Многие наши преподаватели бывали там. Я в ходе посещения КТУ стремилась завязать научные контакты в области геодинамических исследований. Шведский геодинамический полигон SWEDEN предназначен для наблюдений за постледниковыми движениями земной коры.
У шведов есть чему поучиться, но не могу сказать, что мы от них отстали. Главная проблема заключается в том, что, как я понимаю, европейские программы нацелены на развитие учебного процесса и академической мобильности. Получается, что мы отправляем за границу лучших и почти всех теряем. Ездили же наши студенты в Швецию, учились в магистратуре, но почти все остались на Западе: в Швеции, Франции, Канаде, США. Только Марина Волошина вернулась назад.
Я не сторонница участвовать в зарубежных проектах только для контактов с зарубежными партнерами или инноваций ради них самих. Надо помнить, что мы университет, выросший из очень сильного технического вуза, и уважать знания и квалификацию своих сотрудников.
Признавая важность изучения английского языка, я убеждена, что нужно организовать этот процесс с акцентом на максимальную практико-ориентированность. Геодезистов нужно обучать с уклоном на геодезию, радиотехников – на свою специальность и т.д. Главное, чтобы они владели профессиональной лексикой, были способны быстро пропускать через себя большой объем специальной литературы и самостоятельно писать научные тексты на английском. Тому, как заказать пасту или бокал вина в ресторане, как пройти к месту посадки на самолет или в музей, они способны научиться самостоятельно.
Если поданные нами международные проекты пройдут, а они подавались осмысленно, то работы у нас будет много!
Корр.: Как Вы проводите свободное время?
Г.А. Шароглазова: В прошлом, еще на дальневосточном этапе жизни, я увлекалась альпинизмом. Это все, конечно, осталось в прошлом. Тот период, который сегодня переживаю я, считаю самым благодатным для человека. В этом возрасте многое понимаешь в гармонии окружающего тебя мира. А ведь жизнь сложна, сложны люди вокруг. Каждый человек, наверное, представляет собой целую вселенную.
Я всегда любила и сегодня продолжаю слушать классическую музыку. Помню, еще студенткой попала на концерт Бетховена. Партию фортепиано исполнял Святослав Рихтер. Музыка произвела на меня очень сильное впечатление. Я думала: «Как композиторы и музыканты не боятся настолько раскрывать свой внутренний мир? Как Бетховен выкладывает перед слушателями всю душу?» Тогда, наверное, я поняла, что хотя его музыка и сложна, но если задействовать развитые ум и сердце, то можно увидеть, насколько логичен музыкальный язык композитора и гармоничен мир его музыки. Сейчас я это понимаю еще глубже. Гениальный Эйнштейн говорил, что для науки не так важно иметь знания, важно иметь воображение. Но Эйнштейну хватало и своего воображения, а нам для его развития может помочь музыка.
Не могу представить свою жизнь без поэзии! С юности и на всю жизнь полюбила Марину Цветаеву. Это мой поэт! Одно время была очень увлечена поэзией Иосифа Бродского. Очень люблю Осипа Мандельштама. Когда мне начинают рассказывать о величии Сталина и его вкладе в развитие страны, то памятую о том, что именно он уничтожил великого поэта, и безоговорочно относиться к «отцу народов» не могу уже только на этом основании. Преклоняюсь перед К.Г. Паустовским и Ч. Айтматовым, Ф.М. Достоевским.
И сегодня продолжаю заниматься физической культурой. Она настолько прочно и органично вошла в мою жизнь, что даже не задаю себе вопрос, зачем мне она нужна. Это глубокая внутренняя потребность, удовлетворение которой во многом схоже с утолением духовной жажды посредством изобразительного искусства, музыки и поэзии. Каждое утро делаю зарядку. Бываю в бассейне. Хожу на теннис. Компанию мне составляет доцент кафедры строительного производства, ученый секретарь Совета университета Юлия Иосифовна Киреева. Регулярно на теннис и в тренажерный зал ходит Дмитрий Николаевич Лазовский. Встречаю многих других сотрудников, например, Татьяну Васильевну Гончарову.
Корр.: Приходилось видеть Вас в университете с внуками. Они сегодня тоже – важнейшая часть Вашей жизни.
Г.А. Шароглазова: У меня есть дочь. Это давно уже самостоятельный развитый человек. В детстве у нее ярко проявилась способность к шахматам. Она даже становилась чемпионкой Витебской области. Помню, когда Вера была в классе восьмом, она играла со мной вслепую. Я с шахматной доской сидела в одной комнате, а она находилась в другой. Удерживая в памяти расстановку и передвижение фигур, ей удавалось обыгрывать меня. При этом я иногда путалась в ее ходах, а она действовала безошибочно! Бывало, ей даже приходилось подходить к доске, чтобы исправлять мои оплошности.
К поступлению на журфак БГУ подтолкнула ее, наверное, я. Решила, что если я технарь, то дочь должна больше развиваться в творческом направлении. Тем более, что у нее были видны задатки к этому. Вера пишет хорошие стихи, мастерски владеет словом. Но на старших курсах она получила второе высшее образования по менеджменту международного бизнеса, окончила магистратуру с защитой магистерской диссертации по этому направлению и сегодня работает в консалтинговой компании «Ключевые решения».
Работа Вере нравится, ее ценят. Как-то на все у нее хватает время: на семью, творчество, работу. Наши внуки София (10 лет) и Петр (5 лет) уже достаточно большие, любознательные дети. Мы все уделяем много внимания их развитию, пока в этом смысле они нас радуют.
Корр.: Галина Александровна, что бы Вы хотели пожелать нашему университету в год его 50-летнего юбилея?
Г.А. Шароглазова: Университету я хочу пожелать вернуть свой былой статус технического лидера в регионе и стране. Надо, наконец, понять, что главное богатство – люди. Очень важно, чтобы статусу ученого и преподавателя вуза вернули его прежнюю значимость. Эти профессии должны быть безоговорочно престижными. Университет нуждается в молодых научных и преподавательских кадрах, а без создания в учреждениях науки и образования соответствующих условий мы будем и впредь терять наиболее талантливую и целеустремленную молодежь.
Также пожелаю университету на деле обеспечить междисциплинарный подход при подготовке специалистов, который не только позволит вооружить молодых людей актуальными знаниями, широко и нестандартно мыслить в своей области, но и обеспечить гармоничное развитие каждой отдельной личности и общества в целом!
Недавно я узнала, что Редьярд Киплинг, известный нам как сочинитель «Маугли», писал замечательные стихи. Оказывается, именно он является автором стихотворения «А цыган идет», больше известного нам под названием «Мохнатый шмель». Его на русский язык перевел Григорий Кружков, а композитор Андрей Петров положил на музыку своего замечательно романса. У Р. Киплинга есть прекрасные строки:
Мир так хорош и так широк,
Гляжу и все не наглядеться!
Он может статься, и жесток –
Но от него куда мне деться?
Желаю всем любить и радоваться жизни, открывая в ней каждый день что-то новое для себя!
Беседовал Владимир Филипенко