Уходящий 2017-й в Полоцком государственном университете, как и во всей стране, прошел под знаком Года науки. Он запомнится представительными и прекрасно организованными международными научными конференциями, защитами кандидатских и докторских диссертаций, созданием нефтехимического кластера и многими другими значимыми событиями, которые во многом будут определять будущее развития науки в нашем вузе.
Главным заключительным аккордом Года науки был II Съезд ученых Республики Беларуси, собравший весь цвет белорусской науки и немало «звезд» научного небосклона мировой величины. Одним из участников этого крупнейшего форума стал и наш замечательный ученый, Лауреат Государственной премии России в области науки и техники, глава научной школы в области плазменной эмиссионной электроники, доктор технических наук, профессор кафедры физики Владимир Алексеевич Груздев. И это был только один из многочисленных поводов ближе познакомить читателей нашего сайта с этим неординарным мудрым человеком и его размышлениями о некоторых итогах 25-летней педагогической и научной карьеры в ПГУ, настоящем и будущем университета.
Корр.: Владимир Алексеевич, Вы пришли в ПГУ уже как Лауреат Государственной премии РСФСР в области науки и техники, доктор технических наук, профессор. Кого университет должен благодарить за такую большую удачу?
В.А. Груздев: Долгое время я жил, учился и работал в Томске. Он гораздо старше и Кемерово, в котором родился, и Новосибирска, где также довелось трудиться. Эти три города в Западной Сибири образуют на карте равнобедренный треугольник со стороной в 200 километров. Томск – это купеческий город в прошлом, и известный научный центр сегодня. В мое время в нем насчитывалось семь вузов. В последние десятилетия их число нестабильно, но их все равно остается немало. Сам я окончил Томский институт радиоэлектроники и электронной техники (ТИРЭТ). Позже вернулся в родной вуз уже в качестве преподавателя.
Сменить место жительства пришлось. Представляете холода сибирские? Помню, в декабре 1966 года, отработав четыре года по распределению на новосибирском электровакуумном заводе, собирался в аспирантуру в Томск. Когда подошел к небольшому коттеджу, где размещался отдел кадров, чтобы забрать документы, у дверей валялись мертвые воробьи. Они замерзли! Было –60°C! А –40°C – это в тех местах вообще не редкость.
Кто из детей уши не простужал! А я в семье был шестым ребенком (был еще и седьмой!), и, наверное, болезнь запустили. А может, это я сам долго терпел и не жаловался, не знаю. Пришлось делать операцию. По рассказам отца, отвели меня к профессору Михаилу Алексеевичу Подгорбунскому. Он спросил меня: «Знаешь песни?» Отвечаю: «Да, знаю! “Три танкиста”». «Пой!» – говорит, а сам в ухо лезет. Я и запел, но скоро стал орать от боли!
Операция прошла успешно. Еще бы! Профессор М.А. Подгорбунский первым на Кузбассе стал проводить операции на легких и сердце! И все было потом хорошо. Повзрослел. Приобрел машину. Молодой был – ездил с открытыми окнами. Тогда мне все было нипочем! Вот опять и застудил ухо. Видели бы Вы мою сибирскую шапку! Собачья, с длиннющими почти до колен ушами. Но и она не спасала! Надышишься холодным воздухом, и начинает все болеть. Я стал с трудом переносить сибирские морозы. После холода на работе начинались сильные головные боли. Собирался тогда и быстро возвращался домой! Ложился. Пятнадцать минут – и я опять человек!
Глядя на мои мучения, жена сказала: «Давай, переедем туда, где потеплее!» А шел уже 1992 год. Кругом – полный кавардак! Посоветовали: «Знаешь, Беларусь, наверное, будет самым лучшим вариантом!» А у меня были друзья на Украине, поэтому и этот вариант держал в уме.
И тут приезжает из командировки один мой хороший знакомый и сосед по подъезду – небезызвестный в ПГУ Валерий Владимирович Трофимов! Он был по делам в Новополоцке и зашел в политехнический институт. Рассказывает: «Встречался с ректором НПИ, и он пригласил меня на работу». Кроме того, Э.М. Бабенко дал Валерию Владимировичу задание присмотреть для своего института и других ученых. Эрнст Михайлович правильно делал: зашел к нему доктор наук, профессор, специалист по очень перспективному направлению – так почему же не попробовать! Я считаю, что университет – это не здания. Университет – это люди, коллектив! И хороший коллектив, способный решать самые сложные задачи, нужно уметь формировать.
Однажды я отправился в командировку в Москву, а потом и в Новополоцк заехал, чтобы поговорить с Э.М. Бабенко. Эрнст Михайлович сам зашел ко мне в гостиницу, побеседовали. Потом он пригласил к себе домой. Для меня это было интересно и неожиданно: руководитель вуза приглашает малознакомого человека к себе. Такое отношение подкупало! Мы быстро пришли к соглашению. Эрнст Михайлович сказал: «Как только тебя изберут заведующим кафедрой физики, даю телеграмму, и ты приезжаешь».
17 февраля 1993 года получил телеграмму: «…Ждем через три дня!» Жена до сих пор вспоминает этот день с улыбкой: «Собрал портфель и уехал!» Начинался весенний семестр, и долго раскачиваться было некогда. Приехал в Новополоцк с самыми необходимыми вещами. Тут все еще продолжалась «зима». Но если в Томске носил огромную ушанку, то здесь мне было достаточно простой вязаной шапочки! До сих пор так и хожу всю зиму. Почти двадцать пять лет, проведенные здесь, показали правильность выбора: в Беларуси я стал чувствовать себя гораздо лучше!
Корр.: Какие задачи перед Вами поставил ректор Э.М. Бабенко?
В.А. Груздев: Я ехал сюда с мыслью поставить точку в научной деятельности. Мне было уже 52 года, необходимой базы для продолжения моей научной работы здесь не было: ни оборудования, например, вакуумных систем, ни-че-го! Начинать же все с нуля, честно говоря, не хотелось. Я смирился с тем, что буду доживать свой профессорский век, просто преподавать и отдыхать. Но в Новополоцке был Эрнст Михайлович Бабенко! Не слышал от него никаких «хочу то…, хочу то…». Ректор не ставил передо мной задач, он просто неощутимо почти, но эффективно заставлял работать. Заставлял своей помощью!
Когда я появился в НПИ, как я уже говорил ранее, учебный год был в самом разгаре – как раз начался весенний семестр. Все деньги на науку министерство уже выделило, а на меня, конечно же, никто не рассчитывал. Это, кстати, был еще один весомый довод в пользу мысли «бросать науку». Но Эрнст Михайлович пригласил в Новополоцк из Минска Сергея Сергеевича Ветохина, если не ошибаюсь, начальника управления науки Министерства образования Республики Беларусь. На встречу с ним позвали и меня. Сергей Сергеевич – ученый, который работал в области физической электроники, и это помогло нашему взаимопониманию. Мы поговорили в неформальной обстановке, и в результате открылось финансирование для приобретения оборудования, самого необходимого для начала работы. Этим самым Эрнст Михайлович и заставил меня работать. Говорю об этом с чувством удовлетворения и благодарности!
Приехав в Новополоцк, я сразу почувствовал себя довольно комфортно. В Томске мне довелось поработать с известнейшим ученым-физиком Геннадием Андреевичем Месяцем. По окончании Томского политехнического института он пошел в науку и добился выдающихся успехов. Так вот, Геннадий Андреевич, уже увенчанный всевозможными лаврами академик (доктором наук он стал уже в 31 год!), приходил в лабораторию, подходил к каждому сотруднику и говорил ему: «Проблемы? Пожелания? У тебя на все пять минут!» Выслушивал всех! Но уж если дал задание, то делай! Эрнст Михайлович своим стилем работы в чем-то напомнил мне Геннадия Андреевича.
Корр.: 1993-ий в истории нашего вуза оказался переломным. Спустя полгода после Вашего переезда в Беларусь НПИ превратился в Полоцкий государственный университет. Как Вы восприняли связанные с этим перемены?
В.А. Груздев: Ректор Бабенко предугадал общее направление развития высшего образования: превращение институтов в университеты. Он обосновывал это правильно! Если это университет, то он должен быть самодостаточным. Кто что может, тот то и делает для общей пользы. А каждый и не может уметь делать все. В частности, если ведешь научную работу, то я, например, как ученый технарь, наверное, никогда не оптимизирую систему экономически или с точки зрения управления группой. Чтобы не бегать куда-то за эффективными рекомендациями по этим вопросам, в университете должны быть помощники – свои экономисты. Для решения каких-то юридических вопросов необходим юридический факультет – свои юристы. И так далее! В этом смысле переход к университету был логичным, и я с Эрнстом Михайловичем внутренне соглашался.
Но, как всегда, ждешь манны небесной – решения всех проблем, а получается, как всегда… У каждого дела есть и обратная сторона медали. Все наши действия во многом продиктованы самой жизнью. Так происходило и в том случае. Но в определенных общественных и экономических условиях в ходе строительства университета, на мой взгляд, был сделан слишком резкий крен в сторону развития гуманитарных специальностей. Тогда казалось, что экономисты и юристы способны решить многие проблемы. Техническая часть университета стала получать меньше внимания, и от этого ее развитие замедлилось. Менеджеры тоже необходимы! Но нужен баланс! Сейчас университет находится в его поиске. Это не только проблема нашего вуза или белорусского высшего образования в целом. Над ее решением бьются и в России.
Корр.: Обосновавшись на новом месте, Вы продолжили заниматься своей научной тематикой. Как шел этот процесс?
В.А. Груздев: Да, я продолжил заниматься вакуумной и плазменной электроникой. Эту тематику я вел на протяжении двух десятков лет в Томске. Предельно кратко и предметно описать сферу моих научных интересов можно следующим образом: формирование технологических электронных и ионных пучков с помощью плазменных образований. К началу моей работы в этом направлении уже было доказано и показано, что электронно- и ионнолучевые технологии очень эффективны, а иногда и единственно возможны для реализации инновационного производства. Однако оборудование и устройства для осуществления таких технологий были недостаточно долговечными и производительными. Опыт применения ионных источников показал к тому времени, что на основе плазменных образований возможно создание электронно- и ионнолучевых устройств, обладающих в сотни раз более длительным сроком службы и улучшенными параметрами пучков. Исследование принципов конструирования, физических принципов действия таких устройств составляет суть моих научных интересов.
Корр.: В чем практическая значимость Ваших исследований?
В.А. Груздев: Практическая значимость этого научного направления заключается в возможности создания электронно- и ионнолучевого оборудования, пригодного для эксплуатации в промышленных условиях, для реализации целого ряда современных и перспективных технологий: электронно-лучевой сварки; упрочнения или аморфизации поверхностей деталей машин; рафинирования вакуумным переплавом различных материалов, в том числе тугоплавких; нанесения поверхностных покрытий электронно-лучевым напылением и вжиганием или с помощью ионных пучков и так далее.
Можно сказать, что одним из главных критериев практической значимости результатов научной работы является внедрение в производство. Однако этот процесс требует обоюдного желания или необходимости со стороны как науки, так и производства. Кроме этого, следует отметить, что в случае массового или сложного производства требуется значительная работа по адаптации нового оборудования к конкретным условиям производства, а значит, и соответствующее финансирование. К сожалению, такого «обоюдного влечения» сторон в трудные времена конца 20-го и начала 21-го века достигать стало очень сложно. Я и мои ученики были готовы к этой работе, посетили ряд предприятий, где использовалась электронно-лучевая сварка на устаревшем оборудовании, предлагали свои услуги. Но практически везде слышали одно: «Денег на науку у нас нет, сделайте нам установку, и мы ее купим». Мы же этого сделать не могли по названным выше причинам, и на этом все заканчивалось.
Корр.: Вы привезли в Беларусь новую технологию?
В.А. Груздев: Нет, не новую технологию, а опыт и еще нереализованные идеи по созданию более производительных и долговечных лучевых установок (источников заряженных частиц) для реализации новых и перспективных технологий.
Хочу привести два частных примера из опыта наших «внедренческих страданий». В Беларуси действуют предприятия по производству стекловолокна. В технологическом процессе производства этого продукта платиновые фильеры со временем изнашиваются. Их переплавляют в вакууме электронно-лучевой плавкой с целью многократного повторного использования дорогой платины для изготовления новых фильер. Лет 7-8 назад после нашего общения с руководством ОАО «Полоцк-Стекловолокно» мы в своей научной лаборатории осуществили опытный переплав «отходов» платиновых фильер (6-7 грамм под расписку о возврате). Результат оказался положительным. На основе этого, на мой взгляд, можно было бы начинать работу по созданию установки для всей Беларуси. Но, не знаю почему, этот «бронепоезд с деньгами» до сих пор «стоит на запасном пути». Переплав осуществляют, по-моему, в России. По предварительным оценкам срок окупаемости нашего проекта составил бы 1–1,5 года. А выполнить проект, привлекая некоторые академические институты, можно было бы за 2-2,5 года.
На Минском тракторном заводе мы продвинулись дальше. На одной из установок участка сварки шестерен мы заменили старую электронную пушку своей электронной пушкой с плазменным эмиттером, адаптировав ее к установке. Завод оплачивал фактически только наши командировки в Минск. Электронно-лучевая сварка шестерен с нашей аппаратурой осуществлялась больше года без ее ремонта, тогда как старая (замененная) аппаратура требовала профилактического ремонта через 2-3 рабочие смены. За это время мы обучили персонал и даже подготовили к работе на заводе двух выпускников нашего университета. И у МТЗ, и у нас было «планов громадье». Но менялись времена, менялись кадры, «решающие все». Все «хотели как лучше, а получилось как всегда…»
Сейчас, насколько мне известно, сваркой шестерен для завода занимаются в Академии наук, а свой участок электронно-лучевой сварки на МТЗ «приказал долго жить». Возможно, такой исход для завода оказался наиболее выгодным. Но, хочу заметить, что высокая эффективность электронно-лучевых технологий, а также высокий «коэффициент инновационности» производства может быть реализован, если эти технологии закладываются уже на стадии конструкторской разработки планируемого к производству изделия.
Корр.: Вы приехали в Новополоцк в 1993 году, и как раз тогда в НПИ был распределен выпускник физического факультета БГУ Виталий Геннадьевич Залесский.
В.А. Груздев: Виталий Геннадьевич Залесский пришел в университет одновременно с Ольгой Николаевной Петрович, еще одной выпускницей минского физфака. Они – полочане и, как говорится, после учебы вернулись на малую родину, сразу же поступили в аспирантуру. И я им пригодился – стал их научным руководителем.
У меня уже был опыт подготовки аспирантов. В Томске мои воспитанники успели стать кандидатами наук, а один буквально сразу после моего отъезда в Беларусь защитил докторскую. Когда пришли Виталий Геннадьевич и Ольга Николаевна – я уже знал, что с ними делать. Физико-математическую базу они имели хорошую! Потом уже, кажется, на защите Виталием Геннадьевичем докторской диссертации я поблагодарил БГУ за хорошую подготовку. Это меня волновало в первую очередь. Сам-то я оканчивал просто технический вуз по специальности «Электронные приборы». Физико-математическая подготовка – только в пределах специальности. Я еще в Томске убедился, что над этой тематикой не каждый сможет работать. Пусть даже ты и кандидат наук! Ставил перед Виталием Геннадьевичем и Ольгой Николаевной задачи – а они, несмотря на то, что сначала им было трудно понять идею, успешно справлялись с ними.
В это время в науку стали активно внедряться компьютеры. Мои новополоцкие аспиранты оказались готовы к этому, а я – нет! Поэтому использовал компьютер, как говорил в шутку, на более высоком уровне: «управлял им голосом»! Проще говоря, я голосовым сигналом ставил перед аспирантами задачу, а уж они разрабатывали на компьютере соответствующие модели. Потом помогал им анализировать полученный материал, писать статьи. Это очень непросто! Я и сам, будучи аспирантом, было дело, одиннадцать раз переписывал одну работу! Виталий Геннадьевич защитился, еще обучаясь в аспирантуре, в 1997 году, Ольга Николаевна стала кандидатом наук несколько позже.
Корр.: Спустя некоторое время у Вас появились новые аспиранты.
В.А. Груздев: Да, в 1998 году ко мне пришла вторая пара ребят. Это были тоже однокурсники, но уже выпускники радиотехнического факультета ПГУ – Дима Антонович и Юра Голубев. Это сегодня они стали, соответственно, Дмитрием Анатольевичем, заведующим кафедрой, и Юрием Петровичем, проректором по учебной работе! К моменту их поступления в аспирантуру уже защитился Виталий Геннадьевич, и у меня появился хороший помощник. Я ему и сказал: «Тебе же самому нужны помощники? Давай!»
Ребята тоже занялись нашей тематикой, но их начальная подготовка отличалась от той, которую имели два моих первых аспиранта. Это и понятно! Первые были – физматовцами, а вторые – технарями. С одной стороны инженерная база Дмитрия Анатольевича Антоновича и Юрия Петровича Голубева была выше, но с другой – фундаментальная подготовка несколько уступала. Но ничего! Успешно работали и проблем никаких не испытывали. Юрий Петрович защитился еще в 2003 году, а Дмитрий Анатольевич Антонович чуть позже. Они и сегодня, насколько я понимаю, дружат. По субботам (проректор по учебной работе – большой начальник и в будние дни отвлечься на науку не может) приходят в лабораторию, занимаются.
Впереди – большая экспериментальная работа. Наша тематика немного усложнилась. После того, как Дмитрий Анатольевич возглавил кафедру, заметил, как он «зажегся». Будет работать – защитит докторскую! Морально он к этому уже готов. Сейчас нужно «застолбить» за собой направление, а потом под это «здание» заложить прочный «фундамент». Научных проблем, на которых можно было бы сосредоточиться, много! Их выдвигает сама жизнь. И здесь принципиально важно работать в связке с предприятиями. Нужно отталкиваться от практики!
Корр.: Научная школа в области плазменной эмиссионной электроники, которую Вы возглавляете, работает над решением актуальных для белорусской промышленности задач. Есть ли приток в нее молодых научных кадров?
В.А. Груздев: К сожалению, сейчас желающих заниматься наукой мало! Вот главная проблема! Мы, кафедра физики – кафедра невыпускающая! Работаем, максимум, с второкурсниками. После того, как Дмитрий Анатольевич стал заведующим кафедрой энергетики и электронной техники, процесс поиска перспективных ребят возобновился. Парочку студентов он себе найдет! Но, в любом случае, сейчас молодежь работать на далекую перспективу особенно не хочет. Выпускники ищут, где бы получше устроиться, а у нас зарплаты – не очень.
Вторая наша проблема: как только молодой перспективный ученый защитился, так его сразу – в начальники! Может, это естественная беда, может, искусственная, не знаю. Я и сам через это прошел в Томске, и Виталий Геннадьевич здесь судьбу мою повторил. Назначили меня деканом. Прошел год. Смотрю на вчерашних аспирантов и чувствую, что уже отстаю, а еще полгода минуло – вижу, что, может быть, уже безвозвратно! Это естественно: реже бываешь в лаборатории, меньше вникаешь в проблемы. И я оставил должность декана, вернулся на кафедру и занялся наукой.
Виталий Геннадьевич также пробыл на должности декана радиотехнического факультета ПГУ полтора года и ушел. Стал активно заниматься наукой. И добился своего, защитив докторскую! Заведующему кафедрой, я и сам с 1993 по 2008 год занимал эту должность, нормально заниматься наукой можно. Это и Д.А. Антонович доказывает. А вот уже Ю.П. Голубеву через всевозможные совещения, заграничные командировки и ворох бумаг прорваться в лабораторию гораздо сложнее!
Меня не раз в бюрократическую «воронку» едва не затягивало. В частности, Эрнст Михайлович настойчиво предлагал мне занять должность проректора по науке после Владимира Константиновича Липского. Но я категорически отказался. Не любил я это дело и не люблю!
Корр.: Вас никогда не прельщали руководящие посты, но Вы известны в нашем университете тем, что никогда не боялись отстаивать собственную точку зрения, пусть даже она и шла в разрез с позицией большинства. Вы сейчас посетовали на «бюрократизацию» научных кадров. Видите ли Вы другие серьезные проблемы, с которыми сталкивается ПГУ?
В.А. Груздев: Я не буду давать советы руководству университета, а просто выскажу свое мнение по поводу нынешней ситуации. Причем оно будет касаться не столько даже ПГУ, а недостатков нашей системы высшего образования вообще. Мы же, университет, все-таки – лишь составная часть большого целого.
Во-первых, Болонский процесс. Считаю, что «болонизация» нанесла вред высшему образованию в России, а сейчас и до Беларуси добралась. Попытались посадить на российскую и белорусскую почву Болонскую систему, а сами ухватились за это «европейское растение», вырвали вершки как ботву у свеклы, посадили их в землю и стали ждать, а что же будет.
Не примите меня за ретрограда! Мне симпатичен замысел европейцев. Я так вижу суть болонской идеи: студент имеет право и возможность получить начальное университетское образование в одном вузе, далее продолжить обучение во втором, потом – в третьем и так далее. Эта система предусматривает выбор студентом собственной образовательной траектории. Мы же и шли когда-то в этом направлении. Леонид Степанович Турищев его формировал. И я в этом принимал участие.
Но потом наше высшее образование восприняло только внешнюю оболочку Болонской системы: четыре года обучения – готов «бакалавр»! И так далее! Да с какой стати?! И что это дает?! За эти годы мы до сих пор в нашем законодательстве не закрепили понятие «бакалавр», «магистр», а уже фактически вовсю их выпускаем. Мы продолжаем высаживать вершки, которые никому пользу еще не принесли. Надо начинать с корней! А если ты сорвал самый красивый цветочек и воткнул в землю на своей пусть даже самой ухоженной клумбе, то твой любимец очень скоро завянет. Таким образом, возможность реализации «личной» траектории образования – суть реорганизации высшего образования. Я, конечно, понимаю, сколько хлопот это принесет топ-менеджерам (и не только!) высшего образования! Однако, чем делать плохо, лучше не делать совсем.
Во-вторых, сокращение сроков обучения значительно сократило возможность реализации важного его компонента – научно-исследовательской работы студентов (НИРС). Я помню времена, когда этот вид обучения под названием «учебно-исследовательская работа студентов» (УИРС) входил в учебные планы специальностей. С какой целью уже на стадии начального обучения будущих специалистов лишили возможности почувствовать «вкус» своей будущей специальности, приобрести какие-то начальные навыки деятельности инженера (организационные и профессиональные)?
В-третьих, мне кажется, что в настоящее время в значительной степени необоснованно обесценена роль производственной и преддипломных практик. Их обязательно необходимо проводить на производстве, в первую очередь, в местах будущей работы. Дипломные проекты лучше выполнять по реальным проблемам предприятий (организаций) и предусматривать возможность консультаций дипломников на своих родных кафедрах. Однако целесообразно искать и другие формы. Могу привести примеры. Когда я работал в Томске, производственную и преддипломную практику объединяли и проводили в течение года на предприятии. При этом одновременно использовалась заочная форма обучения по некоторым дисциплинам по плану или по заказу предприятия. Затем там же выполнялся дипломный проект. А в тех случаях, когда между университетом и предприятием существовали договорные отношения по подготовке нового оборудования или технологии, несколько студентов проходили практику по этой тематике в научном коллективе в университете. К концу научной разработки эти выпускники распределялись на это предприятие, обеспечивали инженерное сопровождение и успешное внедрение этой уже знакомой им почти досконально инновации.
Корр.: Как Вам нынешнее поколение студентов? Видите ли Вы среди них смену нынешним преподавателям и ученым нашего университета?
В.А. Груздев: Мне трудно судить о студентах ПГУ вообще. Сейчас я читаю курс «Общей физики» в основном студентам механико-технологического факультета. Это, например, ребята специальности «Машины и аппараты химических производств и предприятий строительных материалов». Я им прямо говорю: «У вас замечательная специальность! Выучишься – будешь всегда и везде нужен!»
К сожалению, многие студенты приходят из школы недостаточно готовыми к курсу физики университетского уровня. Пятнадцать баллов на централизованном тестировании получил – учишься! Даже если «шлепать» ответы как попало, то по теории вероятности 21-22 балла должен набрать! Понятно, что их поступление в университет в большей степени обусловлено желанием родителей, а не их собственным. Не вызывает сомнений и то, что в университете им будет трудно, коль учиться они еще не привыкли или не научились. Стараюсь их подбадривать: «Если учиться трудно, вы все делайте правильно, и все будет хорошо! А вот если чувствуете, что учиться легко, скоро по вам зазвонит колокол!» Кроме этого, университет должен помогать им оптимизацией учебных планов, правильной последовательностью изучения дисциплин, согласованностью порядка разделов в каждой дисциплине с другими дисциплинами, изучаемыми параллельно. Особенно это касается физики и математики.
Есть и другие проблемы, которые я отношу к психологическим. Например, в первую очередь, на 1 и 2 курсах, наблюдаю спонтанное формирование группировочек: слабых студентов, с одной стороны, и более подготовленных ребят, с другой. Они ведут неявную борьбу за влияние на весь студенческий коллектив. Если верх возьмет первая, в группе случится беда! Всячески, как только умею, препятствую такой деградации и считаю это моим вкладом в воспитательную работу со студентами.
Конечно, в каждой группе есть и сильные студенты – ее «золотой фонд». Всегда при удобной возможности пытаюсь поднять их авторитет в коллективе, даю дополнительные проблемные задачи, после выполнения которых прошу их выступить перед одногруппниками. Пытаюсь вызвать «праведную ревность» к моим отношениям с группой «сильных» у остальных студентов, чтобы и им дать стимул к изучению «базовой инженерной дисциплины».
Разный уровень студентов в группе – вот еще одна проблема! С ними нужно работать по одной программе и научить всех. Как ни крути, получается, что мы обедняем наиболее способных и мотивированных! Но еще раз хочется сказать: хорошие студенты у нас есть, и от этого на душе становится легко и приятно!
И вообще, я благодарен ПГУ за то, что он принял меня, когда мне это было необходимо, обеспечил жильем и любимой работой. Это меня радовало и радует по сей день! Работаю уже на полставки – все-таки сегодня мне уже 77 лет. Говорите, что мне столько не дашь? Так это я довоенного выпуска и сибирской закалки! Даже понимая, что это вредит нашему научному направлению, не могу не радоваться карьерному росту моих новополоцких учеников!
Корр.: Владимир Алексеевич, что бы Вы пожелали ПГУ?
В.А. Груздев: Полоцкий государственный университет задуман был правильно. Сколько раз уже говорено, что нельзя все вузы тащить в столицу и областные центры. Сегодня я студентам повторяю: «Вам незачем было ехать учиться в Минск! Вас и тут могут всему научить!» А я врать не привык и не допускаю этого! Молодые люди понимают, когда им говорят неправду. Козьма Прутков точно подметил: «Единожды солгавши, кто тебе поверит?» Университет на Полоцкой земле должен быть, и нужно принять все меры, чтобы сохранить в ПГУ профессиональный научно-педагогический коллектив!
Хочу пожелать всем нам, чтобы мы были способны готовить студентов не только не хуже, а даже лучше, чем это делают наши белорусские и зарубежные коллеги. Но одними призывами в духе «ты должен…» ничего не добиться! Университетскому преподавателю нужно создать условия, в которых он будет, невзирая на все трудности, уверенно и с радостью повышать свое педагогическое мастерство и двигаться к научным вершинам. Если мы совместными усилиями добьемся этого, то тогда наш университет будет жить, развиваться и служить людям!
Беседовал Владимир Филипенко