9 сентября 2017 года свой 60-летний юбилей отметил декан радиотехнического факультета Полоцкого государственного университета, кандидат технических наук и выпускник первого набора самостоятельного Новополоцкого политехнического института (группа 74-ТМ-1) Юрий Геннадьевич Грозберг!
Широта научного кругозора и высокий профессионализм уважаемого юбиляра, его постоянное стремление к самосовершенствованию и трудолюбие, а главное, душевное и внимательное отношение к людям заслужили самое искреннее уважение со стороны коллег и студентов. От всего сердца желаем Юрию Геннадьевичу дальнейших успехов, крепкого здоровья и благополучия!
Корр.: Юрий Геннадьевич, расскажите, пожалуйста, о том, где прошло Ваше детство, о родителях и школе.
Ю.Г. Грозберг: Родился я 9 сентября 1957 года в поселке, сейчас это уже город, Барань Оршанского района Витебской области в семье учителей. Мать – Анна Петровна Комарова, преподавала русский и белорусский языки и литературу, а отец – Геннадий Петрович Грозберг, инвалид войны, заслуженный учитель Республики Беларусь – историю и обществоведение.
Корр.: И из семьи таких гуманитариев вышел кандидат технических наук?!
Ю.Г. Грозберг: Дело в том, что отец был без ноги. Жили в частном доме, и мне с раннего детства приходилось помогать ему по хозяйству. Я косил, коров и лошадей пас. Отец как инвалид, естественно, получил мотоколяску, а позже купил автомобиль «Москвич-407». Я еще не знал ни цифр, ни букв, но уже разбирался в ключах на семнадцать и на двенадцать. Буквально все вопросы, связанные с хозяйством решались при моем участии.
Отец играл на гармошке, на баяне, на скрипке и на гитаре! Естественно, у меня с детства и гармошечка маленькая была, и трофейный немецкий баян «Weltmeister». Отец на фронте получил серьезное ранение и долгое время лежал в госпитале в Даугавпилсе, но инструмент домой притащил! Баян был отличный, но с широким грифом. Мои маленькие детские пальчики не доставали до кнопок, и тогда отец отрезал часть грифа, а к торцу прикрепил округлую срезанную половинку лыжной палки. Рука, помню, всегда была серая от соприкосновения с алюминием во время игры. А побудило меня научиться игре на баяне желание исполнить песню «В землянке»:
Бьётся в тесной печурке огонь,
На поленьях смола, как слеза.
И поет мне в землянке огонь
Про улыбку твою и глаза…
Я ее сам подобрал на баяне. Когда в 1965 году праздновали 20-летие Победы, и к отцу приехали однополчане во главе с комбригом, Героем Советского Союза Сергеем Георгиевичем Жуниным, я исполнял эту песню, а они под мой аккомпанемент с удовольствием пели. Позже вышла книга «От Днепра до Буга», в которой С.Г. Жунин рассказал о боевом пути 8-ой партизанской бригады, действовавшей в годы Великой Отечественной на территории Могилевской и Брестской областей, и по одному ее экземпляру Сергей Георгиевич подарил мне и отцу.
В 1964 году я пошел в первый класс в среднюю школу № 15 города Орши, но по факту это была единственная школа в Барани. Очень старался, получал грамоты за успеваемость. Родители – учителя, подводить их не мог! Проучился в Барани шесть классов, а 1971 году родителей пригласили на работу в Новополоцк в только что открытую школу № 4.
Корр.: Как прошла Ваша адаптация на новом месте?
Ю.Г. Грозберг: Достаточно легко! Меня окружало немало сверстников – одни интересы и увлечения, город молодой! Компьютеров не было – развлекали себя сами, как могли. Играли в хоккей, футбол. Увлекались музыкой. Мой сосед – Валера Посажеников занимался в музыкальной школе по классу баяна. А мне помогал дальше осваивать этот инструмент мой дядя, выпускник консерватории, преподававший в то время в Полоцком педучилище. Отец в школе № 4 организовал оркестр народных инструментов. Играли в этом коллективе и мы с Валерой.
Увлекался я и очень модным в то время авиамоделизмом – ходил в Дом юного техника. В подвале дома мы с ребятами организовали мастерскую – выпиливали лобзиком нервюры, склеивали самолеты, а потом на улице устраивали воздушные бои своих кордовых моделей.
Когда родители купили мне радиоприемник ВЭФ, появилась возможность слушать «Голос Америки», другие западные станции. Что меня интересовало? «Beatles», «Rolling Stones», «Deep Purple». Нас просто захватила электронная музыка! Примерно в то же время стал выписывать журналы – «Юный техник», «Моделист-конструктор», «Радио». И вот в одном из номеров мы нашли чертежи, как самостоятельно изготовить электрогитару!
Дома у меня была акустическая гитара, отец меня немного учил играть на ней. В 9-ом классе у нас началась специализация «Радиоэлектроника». Из авиамоделизма я мог позаимствовать навыки работы с деревом. Нам очень повезло в том, что на школьных уроках труда учитель показал, как работать на деревообрабатывающем станке и сказал: «Делайте, что хотите, но чтобы к концу года была выполнена зачетная работа!»
И вот тогда мы из школьной столовой «одолжили» стол из ДСП, крытый голубым пластиком, распилили его на три гитары, сделали рейки, на станках изготовили грифы. Получившиеся заготовки инструментов зашпаклевали, заполировали, закрасили аэрозольной краской «Ява» бордового цвета. И все строго по чертежам!
Электрогитары без звукоснимателя не звучат, а стоили они тогда девять рублей штука. На каждый из наших инструментов нужно было по два-три звукоснимателя. По тем временам это были большие деньги! Отец, например, получал тогда 80 рублей, мать – 70. Но в журнале «Моделист-конструктор» было написано, как самостоятельно изготовить звукосниматель. Главное было, получить постоянный магнит, а затем сделать обмотку – порядка десяти тысяч витков проводом диаметром 0,08 мм, то есть почти как волос. Естественно, намоточных станочков не было, и приходилось мотать провод вручную на картонный каркасик. Кроме того, в том же журнале было указано и как изготовить постоянный плоский магнит. Нужно было отломать кусочек напильника, отполировывать торец, чтобы блестел, а затем для намагничивания намотать где-то шестьдесят витков медного провода толщиной 1 мм. Далее следовало включить все это через предохранитель в розетку. Предохранитель должен был сгореть, а эта металлическая пластина намагнититься.
И вот мы с Валерой Посажениковым воспользовались тем, что его родители уехали на дачу в Шнитки, и решили у него в квартире сделать звукосниматели для наших гитар. А у Валеры недавно сделали ремонт – все блестит! Намотали мы два пука медной проволоки, попросили из кабинета физики рубильник, все соединили. Межкомнатные двери были тогда еще сплошные, а не застекленные. Прикрыли дверь в комнату, и Валера говорит мне: «Давай!» Включаю рубильник…
Мы все правильно сделали, но забыли поставить предохранитель. Как рвануло! Валера поднимается, а у него вдоль всего лица – черная полоса от щелочки в дверном проеме, в который он заглядывал, на потолке огромное черное пятно, электрическая розетка свисает на одном проводе, газета под обмоткой загорелась, и краска на полу пошла пузырями. Попало нам, конечно, за это… Но металлическую пластину намагнитили! Да и о важности предохранителя я запомнил на всю жизнь.
Сделали электрогитары, играли в школьном ансамбле. Но нужны были еще и усилители. С их изготовления и начались мои занятия электроникой. Первый мой усилитель был ламповый, трехваттный. Потом занимались в радиокружке. Именно тогда познакомились с Александром Петровичем Голубевым, отец которого был опытным радиолюбителем.
Корр.: Интерес к конкретной специальности к концу школы у Вас уже сформировался, а радиотехнического факультета в Новополоцком политехническом институте еще не было.
Ю.Г. Грозберг: Сначала хотел поступать в Минский радиотехнический институт (МРТИ), была возможность учиться в Рижском военном танковом училище. Но отец – инвалид, ему постоянно требовалась помощь, и я решил остаться в Новополоцке. Строитель я никакой, химию я не любил. Пошел на машиностроительный, хотя специальность «Технология машиностроения. Металлорежущие станки и инструменты» меня не сильно привлекала. Тем не менее, специальность оказалась хорошая! И, кстати, Саша Голубев к этому времени уже обучался на ней на втором курсе.
Корр.: Вы были в первом наборе студентов уже самостоятельного Новополоцкого политехнического института?
Ю.Г. Грозберг: Да, филиал к этому времени уже стал НПИ. Первые сильные впечатления отложились уже в пору зимней сессии. Физика и математика мне всегда нормально давались – никаких проблем с ними не испытывал. Но студенты в те годы изучали историю КПСС. Вела у нас преподаватель Анна Валентиновна Пономарева. Было интересно! Тем более, отец у меня – историк, литературы дома было предостаточно. Преподаватель практиковала написания рефератов, и мне досталась тема о Полоцке накануне Октябрьской революции. В домашней библиотеке нашлись книги, добросовестно написал реферат, а отец, конечно, помог советом. Сдали мы свои работы, Пономарева проверила их и стала подводить итоги. Одна моя одногруппница заслужила особой похвалы преподавателя, а мне посоветовали поучиться у нее. Но когда эта девушка зачитывала на студенческой конференции свой реферат, я своему соседу-одногруппнику заранее диктовал предложения, которые она собиралась говорить. Получился мой реферат – один к одному! После этого мое отношение к преподавателю немного изменилось…
И вот на свой экзамен по истории КПСС я шел, как на бой. А это был мой первый экзамен в институте вообще! Помню, в нашей аудитории присутствовал фотокорреспондент газеты «Химик», которому было поручено запечатлеть первую сессию в институте. Это еще более добавляло волнения. Но я сдал на пятерку, а наше совместное фото с преподавателем Пономаревой появилось в газете!
Корр.: Из рассказов наших университетских старожилов не раз приходилось слышать, насколько интересной и насыщенной была студенческая жизнь в те годы.
Ю.Г. Грозберг: А как же! Я сразу же включился в общественную работу. Где-то на втором курсе был в комсомольском бюро машиностроительного факультета, а позже стал секретарем нашей комсомольской организации. Причем, в школе общественником я не был, а тут декан факультета Завелий Нехемович Зевелев выдвинул на комсомольскую работу – попробовал, понравилось. Вступил в кандидаты в члены коммунистической партии. Рано? А тогда все секретари комсомольских организаций были коммунистами. Уже в 1979 году получил партбилет.
Принимал участие и в культурной жизни НПИ: выступал на концертах, играл в КВН, посещал кружок бальных танцев. Поработал в студенческих отрядах. Это сейчас стройодряд – удел немногих, а тогда редко кто из парней-студентов обходился без такого полезного опыта. В основном трудились в Докшицком районе, проводили мелиорацию.
Очень сильные впечатления остались от производственных практик. Ездили по всему Советскому Союзу! Посчастливилось поработать на Минском тракторном заводе, Гомсельмаше и на Волжском автозаводе в Тольятти. Даже пришлось собирать «Жигули». Это был реальный опыт на производстве! Работали на рабочих местах, осваивали специальности шлифовщика, токаря, штамповщика и сборщика автомобильных двигателей. Одним словом, учиться было интересно, а главное, мы чувствовали потребность государства в наших руках и знаниях. Для молодых специалистов тогда создавали очень хорошие условия, существовали стимулы. На практиках, например, платили неплохие деньги.
Корр.: Кто из институтских преподавателей особо запомнился?
Ю.Г. Грозберг: Практически все преподаватели, которые работали с нами, – это преподаватели от Бога! Виктор Михайлович Зубов читал нам высшую математику, Владимир Артемович Лёзин – философию, Нина Николаевна Литвинова – научный коммунизм. Мы, кстати, и государственный экзамен сдавали по научному коммунизму, а не по специальности! Помню, получил тогда четверку. Как опытный комсомольский работник на бюро факультета я постоянно читал на политзанятиях брежневские произведения. «Малую землю», «Возрождение» и «Целину» я уже наизусть знал! Но на экзамене мне задали вопрос: «Сколько коммунистов погибло на Малой земле?» Как не перечитывал книгу, ничего подобного там не встречал. Оказывается, наша преподаватель была в Москве на каком-то совещании и услышала факт, о котором решила спросить меня. Шансов сориентироваться, как понимаете, у меня практически не было. Потом только благодаря З.Н. Зевелеву мне удалось как студенту, который шел на красный диплом, пересдать научный коммунизм на пятерку.
Если продолжать длинный список наших замечательных преподавателей, стоит еще раз упомянуть Завелия Нехемовича! Он читал у нас ТММ – теорию механизмов и машин. С.Г. Разгонов вел у нас ПТУ (подъёмно-транспортные устройства). Это был уникум, практик с огромнейшим опытом! Учил нас, как с помощью обыкновенной газетной бумаги ликвидировать люфт в подшипниках. Такие вещи нам показывал! С самой лучшей стороны запомнились Семен Владимирович Ярмолович, Виктор Александрович Иванов, Любим Иванович Прокопович, Анатолий Иосифович Голембиевский, Евгений Михайлович Найденышев.
У нас была хорошая студенческая группа – 74-ТМ-1, и преподаватели нас всегда ставили в пример. На демонстрации шли с удовольствием, несли транспаранты и лозунги. Много времени проводили вместе. Мы и сейчас стараемся часто встречаться. 3 июля – день нашей традиционной встречи! А ведь скоро будет уже сорок лет со дня нашего выпуска! Игорь Сущевич, генеральный директор СООО «Завод НОДВИГ», был старостой нашей группы. Многие наши девчонки занимали руководящие должности на столичных предприятиях. Сейчас, правда, они уже почти все на пенсии.
Корр.: Хватало ли времени на занятия научной работой?
Ю.Г. Грозберг: Конечно! Под руководством доцента Евгения Михайловича Найденышева я изучал проблемы ротационного точения. В своем дипломном проекте я разработал элементы ротационной подрезки торцов труднообрабатываемых деталей, что было перспективным направлением в металлообработке. Юрий Петрович Ощепков совместно с Федором Ивановичем Пантелеенко занимались вопросами наплавки твердосплавными порошками торцевых уплотнений нефтяных насосов. В институт привозили торцевые уплотнения, здесь их наплавляли, а затем, чтобы обеспечить 11-12-й класс шероховатости поверхности, каждое уплотнение приходилось шлифовать в течение порядка восьми часов. Я же предложил использовать ротационное точение, а шлифование проводить уже на заключительном этапе. Удалось сократить время обработки до 15-20 минут! В моем дипломе содержалась, фактически, половина, а, может, даже и больше кандидатской диссертации.
Корр.: Насколько я понимаю, Вам было не суждено продолжить работу над этой темой. Куда Вас распределили по окончании института?
Ю.Г. Грозберг: Я успешно защитил свой проект, окончил институт с красным дипломом. Меня распределили инженером НИСа. Юрий Петрович Ощепков приглашал меня и дальше вести эту работу, я и сам склонялся именно к этому варианту. Но нашу тему закрыли – не было финансирования, а мне в скором времени нужно было уходить в армию. Это Юрия Петровича не устраивало в моей кандидатуре.
Звал к себе на кафедру и Борис Павлович Чемисов. Технология машиностроения как направление мне была не очень интересна, но не попал я туда не по той причине. Пришел я к Борису Павловичу попроситься хотя бы на пару месяцев до призыва, а он: «Я уже все штаты укомплектовал!» Тогда Владимир Константинович Липский, присутствовавший при нашем разговоре с Чемисовым, и говорит: «Пойдем ко мне! Мне нужен инженер. Ты гидравлику помнишь? Кто тебе преподавал?» Отвечаю: «Вы, Владимир Константинович!» А В.К. Липский со свойственной ему самоиронией: «Тогда ты ее не знаешь!»
Выхода у меня особого не было – пошел к Владимиру Константиновичу Липскому. Вместе с Игорем Троицким работал над вопросами контейнерного гидротранспорта. В то время это было бурно развивавшееся направление. Сотрудничали с московским специальным конструкторским бюро «Транснефтьавтоматика». Перед нами стояла очень интересная задача. У нас на Полотчине много нефтепроводов, например, Полоцк-Вентспилс, а в Дисне находится нефтеперекачивающая станция. Вместе с транспортировкой нефти, дизтоплива или бензина можно было перемещать контейнеры с битумом, а не перевозить их в Прибалтику битумовозами. Благодаря доценту кафедры, по-моему, химической техники Зинаиде Сергеевне Теряевой, была разработана технология заливки расплавленного битума в полиэтиленовую пленку.
Занимался я у Владимира Константиновича конструкторскими разработками, но в ноябре 1979 года был призван в вооруженные силы. Мне была положена отсрочка от армии, поскольку отец являлся инвалидом войны. Все документы для этого были подготовлены, но военком был в отпуске, и мне прислали повестку явиться в понедельник 11 ноября в военкомат. К этому времени я уже прошел все комиссии, и был зачислен в подводный военно-морской флот. Таким образом, мне предстояло отслужить не 1,5 года, как тем призывникам, которые служили в сухопутных войсках, а 2,5 года.
Я уже простился со всеми на наших кафедрах – Владимир Константинович организовал проводы, но в воскресенье 10 ноября звонит отцу военком: «Я тут посмотрел, что по документам Вашему сыну положена отсрочка». А отец ответил ему: «Он уже настроился идти в армию. Пусть служит!» Так я и пошел в армию!
Корр.: Опыт начинающего специалиста в области гидравлики помог на подводной лодке?
Ю.Г. Грозберг: Шел в подводный флот я с опаской. Плавать-то я не умею! В Барани у нас была небольшая речушка – Адровка, но глубина – по колено. Особо негде было учиться. Потом смирился – под водой, если что-нибудь случится, уже не важно, умеешь ты плавать или нет! Но с призывного пункта в Новополоцке нас отправили в Витебск, а там произошло перераспределение ребят с высшим образованием. Я попал в танковые части Прикарпатского военного округа, размещенные в Черновцах.
Но судьба есть судьба! От нее не уйти. Видно, у нас с отцом на роду было написано быть артилеристами! Отец мой 1925 года рождения, в 45-ом ему было еще только 20 лет, начал войну в комсомольских группах, которые вели борьбу с немецкими диверсантами, а с 1943 года воевал в действующей армии. Он был командиром расчета 45-миллиметрового противотанкового орудия, «сорокопятки», которую еще в шутку называли «Прощай Родина!».
И вот когда нас привезли в Черновцы, из нашей группы отобрали двадцать человек с высшим образованием и направили к артиллеристам. Я попал в артиллерийскую разведку. Ее специфика – использование буссолей, дальномеров, корректировка огня. Нужно было находиться на контрольно-наблюдательном пункте - КНП, и определять огневые точки, цели. Где-то через месяц службы пришлось продемонстрировать свои способности в радиолюбительстве – отремонтировать дивизионный проигрыватель - сгорел трансформатор, а приближался Новый Год, и без музыки было не обойтись. Чуть позже ко мне обратился командир полка, которого переводили на службу в Германию, с просьбой изготовить ему полевой переносной пульт управления 10-ю радиостанциями. Сделал – заслужил первый отпуск 8 суток домой.
В полку у нас была одна из лучших в округе материальная база. Все учебные классы были оснащены электронно-механическими стендами и действующими макетами. Например, проходят тему «Устройство орудия». Стоит настоящая пушка, оснащенная различными лампочками. Магнитофон воспроизводит лекцию. По ходу с помощью шагового двигателя включаются лампочки, чтобы наглядно показать, о чем идет речь.
Командир дивизиона поручил мне обслуживать эти классы – следить за техническим состоянием, производить необходимый ремонт. Время от времени возникала потребность в радиодеталях. А это был дефицит. Где взять? У меня дома! Так мне посчастливилось побывать в отпуске раз восемь. Как-то даже пришлось через неделю приехать в Новополоцк. Отец спрашивал: «Ты там вообще служишь?!»
В учебке, кстати, играл в полковом ансамбле на бас-гитаре, баяне, дирижировал хором. Часто выступали на концертах, в том числе в подшефном кулинарном училище. А там одни девчонки! Мы всегда были у них желанными гостями. После учебки получил звание сержанта.
Как раз в это время у нас в части появилось новое вооружение – противотанковые управляемые реактивные снаряды – ПТУРСы. Тогда, в 1980-ом, это было секретное оружие. В 1979 году советские войска были введены в Афганистан, и наши вертолеты, десантные БМП и БТР стали оснащать ПТУРСами, на что американцы только через несколько лет ответили своими «Стингерами». Благодаря этому оружию, наши господствовали и на земле, и в воздухе.
К нам пришли ПТУРСы двух модификаций: «Метис» и «Фагот». Это были переносные установки, которые стреляли реактивными снарядами, управляемыми по проводам. Достаточно было держать в перекрестии прицела или сопровождать цель, если она движется, чтобы ракета нашла и поразила ее. При любом попадании в танк – в бок, в гусеницу – термитный заряд взрывается, создавая температуру около 2,5 тысяч градусов, и шансов уцелеть в таком аду, нет. Меня перевели командиром отделения ПТУРС. Так я стал, как и мой отец, «противотанкистом».
Дивизион получил учебные ПТУРСы, которые представляли собой реальные установки, только вместо боевого снаряда был макет в разрезе со всеми «внутренностями».
В это время для отправки «туда», в Афганистан, готовили спецнабор – 60 человек. Каждый солдат за 4-5 месяцев должен был сделать по три боевых выстрела, а офицер – по пять. Снаряд был буквально на вес золота – стоил 7 000 тысяч рублей, как хороший автомобиль! Боевые стрельбы отменить или заменить чем-то было, естественно, нельзя, но чтобы подготовиться к работе с очень сложной системой, требовались упорные тренировки, так как для горизонтальной и вертикальной наводки на ПТУРСах стояли реверсивные ручки с редукторами, и для сопровождения цели, особенно по пересеченной местности, необходимы были определенные навыки.
Командир дивизиона, подполковник С.Г. Гусковас вызвал меня и попросил подумать, как изготовить тренажер для подготовки солдат и офицеров – операторов ПТУРС. В части был тогда электронно-лазерный тир, ЭЛТ-2, с винтовкой, вроде малокалиберки, которая стреляла лучом лазера по электронной мишени с фотоэлементами. Я согласовал это ружье с прицелом ПТУРС, рассчитал размеры мишеней на максимальную дальность, сделал большой стенд килограммов на семьдесят весу почти на всю стену. Художники по моей просьбе нарисовали на ней пейзажи. Купил велосипедные цепи, редукционные двигатели, сделал три-четыре двигающиеся и три-четыре неподвижные цели, снабдил их фотодиодами…
Корр.: Удивительно, как Вас потом отпустили из армии на «гражданку»!
Ю.Г. Грозберг: Так и не отпускали! Даже довелось читать лекции офицерам! Изготовил я стенд, приварили его к стене. Подсветку пораженной мишени сделал, причем, при попадании через динамик раздавался мощный взрыв. Представляете, какой ажиотаж эта «игрушка» вызвала у молодых солдат?! Это сегодня молодежь на компьютерах в «танчики» рубится, а тогда ведь такое было в диковинку. Ребята ходили ко мне как в тир, в обеденный перерыв очередь стояла! Вел учет стрелков и сам натренировался!
Так до командования Прикарпатского военного округа дошли слухи, что у нас в части есть интересный тренажер. Приехал сначала генерал-майор Устюгов, командующий ракетных войск и артиллерии округа, посмотрел и сказал: «Ждите, на следующей неделе приедет сам командующий войсками Прикарпатского округа генерал-полковник Беликов». Приказали подготовить всю документацию. Сделали. Сидим и ждем…
И тут где-то в конце апреля приходит телефонограмма: «Срочно прибыть в Штаб Округа с Вашим тренажером!» Нам предстояло проделать 270 километров по булыжнику из Черновцов во Львов, причем, лично мне – на матрацах в кузове с аппаратурой. Наше путешествие с подполковником и приключения в штабе достойны экранизации! Пришлось и изрядно попотеть, и померзнуть, и поволноваться. Но главным итогом для нас стало награждение командирскими часами с дарственной гравировкой, которые мы получили из рук главкома округа!
Помню, ждали мы показать возможности нашего тренажера с самого утра, а командующий освободился только часам к шести вечера. Вышел к нам без фуражки и галстука, в рубашке и тапочках. Кругом адъютанты, генералы и полковники стоят. Рассказал я принцип работы тренажера, показал, как действует. «Вот, – говорю, – есть неподвижные мишени». Стреляю, попадаю. «А вот, – продолжаю, – движущиеся». Снова в цель!
Тогда командующий говорит: «Давай, сынок, я попробую!» По неподвижной мишени он сразу – бабах! Попал! «Давай, сынок, чтобы она ехала!» Включаю… А тут выстрел за выстрелом, и все идут мимо цели! Я бы уже и чувствительность перенастроил, мишень и от ламп дневного света сработала бы, но ведь всем видно, что лучик не попадает, куда нужно! Уже напряжение у всех появляется. И тут он встает: «Ай, не буду я больше позориться…» В голове промелькнула мысль: «Скажет сейчас, мол, ерунда наш тренажер!» А командующий продолжает: «…Очень хорошая вещь! И главное, требует упорнейших тренировок! Вот это да!» И своему адъютанту: «Неси часы!»
Потом и письмо из части пришло в наш Новополоцкий военкомат, дома куча вырезок из газет, которые писали о награждении армейских рационализаторов, там и «Слава Родине», и «Звезда». А вскоре после нашей львовской поездки подошли и майские праздники. Дали мне увольнительные на все три дня, и в один из них командир нашей части устроил для меня шикарный обед у себя дома!
Корр.: Понравилось ли Вам место, в котором служили?
Ю.Г. Грозберг: Черновцы – очень красивый город, но климат там не очень приятный. Первое время приходилось адаптироваться к нему. Местное население относилось к нам не очень хорошо. Если нужно было идти в увольнение, отпускали нас только по три, пять, десять человек. Случались инциденты. Все-таки это была Западная Украина. Недавнее присутствие бандеровцев в этих местах ощущалось.
Негативное отношение проявлялось даже в столовых. Заходим, посетители борщ едят, а для нас уже нет ничего: «Закончилось»! Но мы нашли одну кафешку, в которой работала женщина, мы называли ее «бабушка Маруся», чей внук в то время служил где-то в Беларуси. Вот она нам всегда целый тазик пельменей выставляла. Стали ходить только туда!
Время службы пробежало довольно незаметно. Уже в последние месяцы перед демобилизацией послали меня сопровождающим нашего «молодняка» в Афганистан. Собрали в актовом зале, сказали: «Ребята, вам выпала большая честь…» Моя задача была «сдать и вернуться». Я не входил в состав «ограниченного контингента». Но в ходе выполнения задания произошел, как тогда говорили «пограничный инцидент». Ракетой был поврежден наш вертолет, но удалось приземлиться. Пришлось немножко пострелять.
Я вернулся в часть и последние полтора месяца перед дембелем обучался на офицерских курсах при Хмельницком высшем артиллерийском училище. Моим дембельским аккордом стало оборудование лингафонного кабинета в училище. Вместе с выпускником Минского РТИ выполнили задание раньше указанного срока и по приказу начальника училища досрочно отправились домой. В конце апреля вернулся в Новополоцк сержантом, а в сентябре получил звание «лейтенант запаса».
Корр.: Как проходило Ваше возвращение к «мирной», институтской жизни?
Ю.Г. Грозберг: После возвращения из армии продолжил работу в родном институте. Как раз где-то после 9 мая 1981 года Владимир Константинович Липский проводил международную конференцию по вопросам контейнерного гидротранспорта. Я там выступал с докладом и познакомился с доктором технических наук, профессором, заслуженным деятелем науки Зиновием Пинхусовичеч Шульманом, который и предложил мне поступить к нему в аспирантуру.
Корр.: От такого предложения было невозможно отказаться!
Ю.Г. Грозберг: Ну что Вы! Он в то время заведовал лабораторией реофизики Института тепло- и массобмена академии наук имени А.В. Лыкова в Минске. Я продолжил заниматься той тематикой, над которой начинал работать перед службой в армии. Лаборатория реофизики занималась многими вопросами, в том числе и течением жидкостей, причем реологически сложных, как говорят, «неньютоновских», не подчиняющихся действию линейных законов Ньютона, т.е. нелинейно изменяющих свою вязкость при увеличении скорости течения или градиента сдвига.
Корр.: Чему была посвящена Ваша диссертация?
Ю.Г. Грозберг: Она называлась так: «Реодинамические характеристики и структура турбулентного течения глинистых суспензий». Мы работали по тематике с московским НИИ буровой техники и изучали проблему снижения сопротивления в глинистых буровых растворах. Практический смысл заключается в следующем. Бурение скважин на морском или океанском шельфе идет на глубине в несколько километров. Что собой представляет буровая установка? Это труба, в конце которой находится специальная износостойкая фреза, способная проходить любую породу. В центре этой трубы под большим давлением вниз подавалась глинистая суспензия, которая, в свою очередь, поднимала по стенкам скважины буровую породу наверх. Почему используется именно реологически сложная глинистая суспензия? Она идеальна в том случае, если нужно заменить колено трубы. В это время перекачка останавливается. И вот когда выбуренная порода перестает двигаться, она зависает в глине, которая мгновенно меняет свою вязкость! Наша задача заключалась в том, чтобы снизить гидравлическое сопротивление движению глинистой суспензии и внутри трубы, и по стенкам скважины.
Корр.: Насколько быстро Вам удалось подобрать «ключи» к этой сложной проблеме?
Ю.Г. Грозберг: Уже за три года я фактически получил какие-то результаты и уже в 1986 году в Московском институте нефти и газа имени И.М. Губкина защитил диссертацию на соискание степени кандидата технических наук. Я бы мог защищаться и у нас в Институте тепло- и массообмена, но мне надо было провести не только гидравлический эксперимент, но и тепловой, поскольку моя специальность называлась «Теплотехника».
Материала у меня уже было предостаточно, появились новые идеи. К третьему году обучения в аспирантуре я, наконец, понял, что я делаю! Но Зиновий Пинхусович Шульман дал мудрый совет: «Остановись. Сначала защитись, а потом продолжишь!»
Я очень многим обязан Зиновию Пинхусовичу! И не только я! Только вдумайтесь, под его руководством подготовлены более 20 докторских и более 100 кандидатских диссертаций! Среди его учеников и Владимир Константинович Липский, и Павел Васильевич Коваленко. Зиновий Пинхусович – уникальный человек! Именно он научил меня статьи писать. Напишу статью за ночь или главу диссертации подготовлю листов на пятьдесят, принесу ему на проверку. Он возвращает мне текст: «Ну, хорошо! Нормально написано!» А там две трети зачеркнуто: «Это не надо!». Зиновий Пинхусович научил меня строгому научному языку и краткому логичному изложению материала.
Корр.: После окончания аспирантуры и защиты кандидатской диссертации Вы сразу вернулись в институт?
Ю.Г. Грозберг: Да, на кафедру Владимира Константиновича, откуда я и уходил в аспирантуру. Но мое радиолюбительство проявилось снова. Наш первый ректор Эрнст Михайлович Бабенко задумал открыть в НПИ радиотехнический факультет, который бы работал в тесной связке с мощным тогда заводом «Измеритель», и добился своего! Его постоянную заботу о молодом факультете мы неизменно ощущали и впоследствии. Была подобрана сильная команда, которую возглавил Михаил Михайлович Юрцевич, приглашенный к нам из Минского РТИ.
Благодаря моему другу, Александру Петровичу Голубеву, который работал на кафедре электротехники, я попал на РТФ. Там как раз появилась дисциплина «Технология деталей радиоэлектронной аппаратуры», где изучались технологические процессы изготовления деталей, в том числе механическом обработкой: точением, фрезерованием, шлифованием, сверлением. А у меня за плечами машиностроительная специальность и, при этом, я – радиолюбитель. Сначала читал «Технологию деталей» и «Электротехнику». В конце концов, пришел к моему профильному предмету, который читаю и сейчас: «Технология радиоэлектронных устройств».
Корр.: Насколько легко прошло Ваше расставание с кафедрой Владимира Константиновича, на которой Вы делали свои первые шаги в институте как преподаватель и ученый?
Ю.Г. Грозберг: У нас с Владимиром Константиновичем никогда не было никаких принципиальных разногласий или конфликтов. Я его очень уважаю и безмерно благодарен ему за все, что он сделал для меня: и первую работу предоставил как молодому специалисту, и познакомил с Зиновием Пинхусовичем, предопределив во многом мой научный путь. В чем-то направление, которым я занимался в аспирантуре и мог бы продолжать работать у Владимира Константиновича, могло оказаться более выгодным, в том числе и с материальной точки зрения, но… Во всем виновата моя любовь к радиолюбительству! Все-таки гораздо приятнее заниматься тем, что любишь!
Корр.: Когда Вы начали преподавать в институте?
Ю.Г. Грозберг: Получается, на преподавательской работе я с 1979 года. Еще на самом старте моей карьеры в НПИ Владимир Константинович привлекал меня к лабораторным занятиям по гидравлике и с заочниками, и с дневниками. В связи с моей преподавательской деятельностью, не могу не вспомнить Зиновия Пинхусовича. Он говорил: «Юра, ты будешь преподавателем. Запомни, настоящий учитель – не тот, кто учит, а тот, у кого учатся!» Этому принципу я следую и по сей день!
Сначала как кандидат наук я работал старшим преподавателем, потом получил «ваковский» диплом доцента. Когда Михаила Михайловича Юрцевича в 1998 году не стало, я возглавил кафедру конструирования и технологии радиоэлектронных средств, сокращенно КиТРЭС, которой руководил в течение 15 лет. Как раз в то время мы уже переехали в свой учебный корпус на «Измерителе». В 2013 году был назначен деканом радиотехнического факультета.
Корр.: И каково руководить любимым факультетом?
Ю.Г. Грозберг: Факультет хороший! Студенты толковые! Вот это самое главное! На факультете за 27 лет сложились прочные традиции, сформировался крепкий коллектив единомышленников – сплав опыта и молодости! На РТФ по-прежнему в строю наши «аборигены» – Валерий Порфирьевич Авдейко, Александр Сергеевич Вершинин, Геннадий Макарович Макаренко, Владимир Евгеньевич Питолин. Влились в нашу команду уважаемые профессора – Владимир Алексеевич Груздев и Владимир Кириллович Железняк. Очень рад, что «подрастает» наша молодежь: Дмитрий Александрович Довгялло, Татьяна Викторовна Молодечкина, Дмитрий Анатольевич Антонович, Александр Леонидович Адамович. На подходе к защите ребята с кафедры радиоэлектроники, например, Валерий Михайлович Чертков, Карина Игоревна Иванова, Михаил Михайлович Иванов. Одним словом, смена поколений проходит достаточно успешно!
И это только если говорить о результатах работы университета с точки зрения науки, а ведь еще, как известно, наши выпускники занимают видные должности в университете: Дмитрий Олегович Глухов, Алексей Леонидович Бураченок, Татьяна Любимовна Ковалевская.
Корр.: Судя по последним научным публикациям, сегодня Вас уже интересуют «родные» темы.
Ю.Г. Грозберг: Переход к той научной тематике, которой я занимаюсь сейчас, во многом произошел благодаря выпускникам нашего факультета. Ребята работали в лаборатории новой техники завода «Стекловолокно», и у них возникла проблема: необходимо было сделать так, чтобы не ворсилась поперечная нить стекловолокна при производстве стеклоткани. Это было важное условие для успешной конкуренции продукции завода на внешних рынках. Продольное волокно, которое сохло на больших барабанах, не вызывало нареканий, а вот к поперечной нити возникали претензии. Необходимо было найти способ более качественной его сушки. Это был достаточно сложный и продолжительный процесс. Так, при выпуске 1 тонны стеклоткани в сутки 3 тонны волокна «болталось» в сушке паром.
Мы взялись за решение этой проблемы. Как раз тогда к нам на кафедру с «Измерителя» пришли Михаил Егорович Капралов и Сергей Максимович Бурдин, и мы решили попробовать СВЧ-поле. Поскольку стекловолокно – это диэлектрический материал, а все его замасливатели – это полярные диэлектрики, то можно попытаться осуществить сушку за счет диэлектрических потерь. Наш коллектив создал небольшую установочку, в которой попробовали посушить нить. Процесс сушки занял всего лишь около 40 минут. Полученную нить мы отдали в лабораторию на «Стекловолокно». Замеры обнаружили удивительный даже для нас эффект: нить высохла полностью и одновременно прошла термообработку, которую должна была проходить в отдельном технологическом цикле! Мы бы и дальше продолжили эту интересную работу – нам уже даже заказали экспериментальную установку, но резко упало финансирование, и этот проект был свернут.
Тем не менее, этот опыт не прошел даром. К работе над СВЧ-тематикой я привлек перспективного в то время студента – Сашу, уже Александра Леонидовича, Адамовича. Он досконально изучил законы сверхвысокочастотного излучения и тепломассообмена. Появились специальные программы вроде «Microwave Studio», позволяющие описывать процессы тепловлагопереноса при наложении СВЧ-поля. Саша детально разобрался и в них. В результате, в 2005 году он успешно защитил диссертацию. Даже сам корифей в области СВЧ-техники профессор А.А. Кураев из БГУИР, оппонент Сашиной диссертации, оценил его вклад в изучение СВЧ-процессов. Александр Леонидович Адамович рассматривал в своей работе проблему воздействия сверхвысокочастотного поля на древесину с целью интенсификации процесса сушки. В процессе СВЧ-обработки не только повышается качество продукта, укрепление структуры, но и одновременное антисептирование (уничтожение грибковых и плесневых бактерий). Это очень интересное и перспективное направление, интенсивно развивающееся в последние десятилетия во многих странах.
При конвекционной, кондуктивной, радиационной сушке, то есть сушке традиционными методами, поверхностные слои сохнут хорошо, но сердцевина остается сырой. В результате, древесину коробит и разрывает от внутренних напряжений. СВЧ-процессы работают в сквозном режиме и, наоборот, выдавливают влагу из центра к краям. Таким образом, сушка происходит по всему объему материала равномерно, не нарушая целостности.
Корр.: Ваши рассказы о подводном бурении и СВЧ – очень хороший пример того, как о сложных научно-технических проблемах можно доступно рассказать даже самому «закоренелому» гуманитарию. Так, может быть, Юрий Геннадьевич, Вы объясните нашим читателям и принцип работы бытовых СВЧ-печей?
Ю.Г. Грозберг: Я всегда стараюсь объяснять студентам просто! Итак, почему греется курочка в микроволновке. Курочка – влажная, она содержит молекулы воды, а молекулы воды – полярны (ион водорода имеет положительный заряд, а гидроксильная группа – отрицательный). При помещении в электрическое поле образуется диполь – вытянутая молекула с разноименными зарядами. Когда такая молекула попадает в переменное электрическое поле, имеющее положительный и отрицательный полупериоды, она начинает пульсировать и поворачиваться по направлению поля. Происходит так называемая дипольно-релаксационная поляризация. Если частота низкая, то есть полупериод поля значительно больше, чем время, необходимое для установления данного механизма поляризации, молекула успевает повернуться по направлению поля и релаксировать (расслабиться). Если же частота высокая, как, например, СВЧ, то молекула за счет своей инерционности, не успевает релаксировать. Только она начинает поворачиваться по направлению поля, а поле уже изменило свой знак! Нужно резко тормозить и поворачиваться в направлении нового поля и так далее. И вот эта кинетическая энергия молекул переходит в тепловую энергию, возникают диэлектрические потери, приводящие к нагреву материала – влага начинает испаряться и курочка в результате теплообмена начинает нагреваться. Курочка в СВЧ-печи всегда нагреется, но никогда не зарумянится. Для румяной корочки в микроволновке сверху устанавливается тэн.
Если снова вернуться к СВЧ-сушке, то это сушка за счет диэлектрических потерь, которые возникают в результате медленных механизмов поляризации в материалах, имеющих дипольные молекулы.
Корр.: Ваша карьера в университете – реальное воплощение междисциплинарного подхода к научным исследованиям и преподаванию.
Ю.Г. Грозберг: Наверное, да. Я – машиностроитель по специальности «Технология машиностроения. Металлорежущие станки и инструменты», гидравлик, радиотехник. Мне это в жизни всегда помогало и помогает! А я еще и кладку могу положить, и сварку подключить, и деталь выточить какую угодно. Не зря меня привлекают и к реализации наших необычных университетских проектов вроде музыкальных часов с академическим шествием или говорящей головы. Там и с механикой дело было связано, и с электроникой.
Над изготовлением механизма часов мы, радиотехники, трудились совместно с кафедрой технологии и оборудования машиностроительного производства. Иван Яковлевич Сопиков, заведующий лабораториями кафедры технологии и оборудования машиностроительного производства, выступал в роли специалиста-механика, а я работал над тем, чтобы адаптировать механизмы под электронику. Задача радиотехников, прежде всего, заключалась в том, чтобы обеспечить безопасность управления. Старший преподаватель кафедры энергетики и электронный техники Сергей Николаевич Абраменко, ведущий специалист в микроконтроллерной технике, программировал микроконтроллеры, управляющие движением фигур, говорящей головой, включением гимнов и так далее.
Когда делали «Механическую голову», перед нами стояла задача оснастить ее электроникой и сделать так, чтобы мудрый старец двигал челюстью в такт с речью, а не просто беспорядочно шевелил губами. Я решил применить двигатель постоянного тока для работы в диапазоне звуковой частотой. Для решения этой задачи пришлось подучиться. В интернете нашел интерактивную игрушку – говорящую куклу. Руководство университета пошло на встречу и закупило ее для нас как учебный образец. Потом, правда, по университету слух ходил, что у Грозберга кто-то родился, и ректорат ему куклу подарил! Практическое применение принципов, использованных, в общем-то, простенькой игрушке, осложнялось размерами нашей говорящей головы. Чтобы обеспечить открывание челюсти, находящейся внутри силиконовой маски, нужно было совместно со скульптором Александром Викторовичем Прохоровым, решить целый ряд непростых задач. Большую помощь в этом проекте оказал и Владимир Алексеевич Груздев, который для нашего механизма «подогнал» маленький червячный редуктор от БМП. В результате, как говорит проректор ПГУ по административно-хозяйственной работе Владимир Николаевич Стрижак, и до сих пор «голова работает в штатном режиме»!
Корр.: Сейчас и университет, и вся система высшей школы страны переживают непростые времена. Что, на Ваш взгляд, является главным вызовом для радиотехнического факультета?
Ю.Г. Грозберг: Перед ПГУ сейчас стоит главная задача – сохранить коллектив. Поэтому одним из стратегических направлений развития и университета, и факультета становится привлечение внебюджетных средств. Это необходимо и для развития материально-технической базы, и для удовлетворения потребностей преподавателей.
Для того, чтобы на факультете обеспечить академическую мобильность и привлечь иностранных студентов, магистрантов и аспирантов, нужно еще вложить немало сил и средств. Во-первых, перед нами поставлена задача стремиться к стопроцентной остепененности. Здесь перспектива, как я уже говорил, у нас есть! Во-вторых, нужно двигаться к практикоориентированности образования. Для этого необходимо современное дорогостоящее оборудование. Мы и в этом направлении не стоим на месте. Благодаря усилиям Владимира Кирилловича Железняка и, естественно, при всесторонней поддержке Дмитрия Николаевича Лазовского, нам удалось закупить фрезерно-гравировальный станок с ЧПУ для изготовления печатных плат, и демонтажную паяльную станцию, позволяющую проводить демонтаж поверхностно монтируемых элементов. Сейчас мы можем реально показать студентам вещи, без которых немыслимо овладение специальностью. Если мы уже развиваемся в рамках Болонского процесса, то следует иметь в виду, что на Западе новейшее оборудование в первую очередь идет в вузы, а уже только потом на производство. Мы же пока берем в университеты все старое с предприятий…
Хотелось бы высказаться по поводу еще одной проблемы. Сейчас наблюдается тенденция перехода к виртуальным лабораторным работам. Все-таки это, наверное, не самый правильный путь к практикоориентированности. Любой инженер должен и с приборами реальными поработать! Возможно, это только наша специфика и на других специальностях все иначе, но представить себе, к примеру, энергетика, который будет учиться проектировать высоковольтные линии виртуально, я не могу! Нужно, хотя бы в рамках лабораторных работ , обучать студентов рабочим специальностям. Какой же это будет инженер, если он не будет понимать всей специфики профессии. В свое время у нас при факультете было малое предприятие «Ирбис», которое занималось ремонтом бытовой радио- и телеаппаратуры. Студенты, которые приходили к нам на практику реально занимались ремонтом по заказам населения!
Корр.: Каким Вам видится будущее факультета?
Ю.Г. Грозберг: Перспектива у РТФ есть! Специалисты наши востребованы на рынке труда! Сейчас везде идет электроника! Какое бы мы предприятие не взяли – хлебозавод или молокозавод, не говоря уже о производствах радиотехнического профиля, повсюду внедряются автоматизированные системы управления, везде микроконтроллеры. А бытовая техника – стиральные машины-автоматы и современные утюги?! Даже в интерактивных игрушках давно используется электроника.
Вижу хорошее будущее у недавно преобразованной специальности – «Проектирование и производство программно-управляемых радиоэлектронных средств». На выходе получается инженер-электроник-программист, специалист широкого профиля. В этих рамках может быть что угодно: и робототехника, и промышленные контроллеры, и системы управления. У нас и практические, и лабораторные занятия проводятся на высоком уровне. Благодаря хоздоговорам закупаем микроконтроллеры. Работаем!
Корр.: Юрий Геннадьевич, расскажите немного о своей внеуниверситетской жизни. Надеюсь, руководящая работа и преподавание оставляют достаточно свободного времени на семью и любимые занятия.
Ю.Г. Грозберг: Свободного времени всегда не хватает, но о близких людях и увлечениях тоже стараюсь не забывать… Как говорят в таких случаях, был холост, причем, неоднократно. От первого брака в 1985 году у меня родилась дочь Милана. Еще будучи школьницей, она переехала с мамой на постоянное жительство во Францию, окончила Лионский университет. Владеет четырьмя языками – французским (это ее родной язык), немецким, английским, и русским. Сейчас работает в китайской компании, занимается рекламой и дизайном детской одежды. Практически каждый год бывает в Новополоцке. Гостили у нее в Лионе и мы с сыном. Дочь подготовила для нас насыщенную культурную программу. Здорово! Милана замужем за французом. Живут, как говорится, душа в душу. Осталось только дождаться внуков! Но, известно, на Западе принято: «Сначала станем на ноги, а потом…»
С моей второй женой я познакомился еще в годы аспирантской молодости. Потом судьба сложилась так, что мы оказались вместе. В 1990 году у нас родился сын Паша. Он окончил РТФ по специальности «Моделирование и компьютерное проектирование радиоэлектронных средств» и в настоящее время работает прибористом 6-го разряда на «Нафтане». Увлекся компьютерной обработкой музыки. Дома оборудовал студию. Там и клавишные, и барабаны, и микрофоны. Ему присылают какие-то синглы, и он их обрабатывает. Сейчас подумывает о том, чтобы открыть свое дело.
Любил и продолжаю любить музыку! И слушаю, и пою сам. Отдаю предпочтение бардовской песне. Я ведь вырос на творчестве Владимира Высоцкого. Слушаю Александра Розенбаума. Люблю исполнить что-нибудь из студенческого фольклора. Недаром студенты приглашают меня на свои мероприятия спеть что-нибудь под гитару. Как и в годы молодости, люблю послушать «Beatles» и «Deep Purple». Это же классика! У меня даже сохранились записи для бабинного магнитофона. Современную музыку я не понимаю. Бывает, сын что-нибудь из своего принесет: «Послушай!» А там – бабах, дадах! Потом голова болит.
Как и большинство представителей моего поколения, не могу без дачи, походов за грибами. Но моя страсть – рыбалка! Сначала ловил на удочку, а в последнее время перешел на доночную ловлю. На университетском фестивале «Зимние каникулы» в позапрошлом году за родную кафедру пел, а в этом представлял «электронный сигнализатор поклевки». Это устройство, которое я изобрел для доночной ловли. Как известно, у нас в университете есть заядлые рыболовы: вот уже появились заказы, поступали предложения открыть производство. По сравнению с устройствами, которые есть в продаже, мое – гораздо дешевле, миниатюрнее и, на мой взгляд, удобнее и эффективнее. Изготовленный мой сигнализатор реагирует не только на карпа, сазана, сома и леща, но и на рыбу помельче. При этом, он игнорирует воздействие на леску ветра. В этом устройстве переплетаются два моих увлечения – радиолюбительство и рыбалка! Но люблю мастерить своими руками и что-то более фундаментальное. Попросила жена сделать столик – пожалуйста! Если с металлом поработать нужно, в моем распоряжении шлифовальная машинка и сварочный аппарат!
Корр.: Приближается 50-летний юбилей ПГУ. В переддверии этого радостного события чтобы Вы пожелали родному университету, преподавателям, студентам?
Ю.Г. Грозберг: Хотелось бы пожелать Полоцкому государственному университету процветания! Он, действительно, котируется в республике, и важно не сходить с занятых позиций и прорываться на новые рубежи. Студентам, как радиотехник, желаю всегда испытывать наименьшее сопротивление на экзаменах при максимальном КПД! Моим коллегам – терпения, выдержки, сомоотдачи и надежды!
Беседовал Владимир Филипенко