1 января 2017 года отметило свой 40-летний юбилей одно из самых значимых и успешных подразделений Полоцкого государственного университета – кафедра трубопроводного транспорта, водоснабжения и гидравлики. Памятная и важная для всего университета дата и приближающийся День белорусской науки – прекрасный повод для беседы с создателем, идейным вдохновителем и многолетним заведующим этой кафедрой, неутомимым организатором, мудрым педагогом, замечательным ученым и обаятельным человеком – доктором технических наук, профессором Владимиром Константиновичем Липским.
Корр.: Владимир Константинович, расскажите, пожалуйста, о Вашем детстве, родителях.
В.К. Липский: Размышляя о своём прошлом, я разделил свою жизнь на четыре этапа. Два первых года своей жизни я провел в России. Место моего рождения – Новосибирск. Мама, тогда секретарь горкома комсомола, активно участвовала в формировании сибирских дивизий, которые в 1941-ом отправились на оборону Москвы. В Новосибирске мне довелось прожить только семь месяцев. Папу после окончания Новосибирского института военных инженеров железнодорожного транспорта направили на Урал, в город Чусовой, и с 1943-го по 1944-ый мы жили там. Таким был первый российский этап моей жизни. Понятно, что я знаю о нем только по рассказам родителей.
Мой папа до конца своих дней, а прожил он долгую хорошую жизнь – больше 85 лет, был инженером-железнодорожником, занимал достаточно высокие должности. Когда освободили Прибалтику, его перевели в Латвию, где он работал на тогда еще прифронтовых станциях: в Елгаве, Риге и Крустпилсе. Латвийский этап – еще десять лет моей жизни.
В Риге мы встретили День Победы. Дело было так. Нас на первых порах поселили в громадную семикомнатную квартиру. По краям были комнаты, а посередине – ванная! Но это было временное жилье – нас просто определили на пустовавшую жилплощадь, откуда мы потом переехали в обычную квартиру. Сидим мы с мамой дома, и вдруг в городе начинается страшная стрельба! Папа был на работе и, мама, естественно, очень испугалась. Она схватила меня и моего новорожденного младшего брата и затащила в ванную. Папа догадался, что стрельба в городе может вызвать такую реакцию дома, и поэтому прислал своего рабочего. Он сказал: «Не бойтесь! Это наши стреляют в воздух – салют! День Победы!» Сам я этого эпизода не помню, мне не было и трех лет, но мама любила вспоминать этот день.
Особые воспоминания у меня остались от Крустпилса, где мы жили достаточно долго. Именно там в 1949 году я пошел в первый класс. Я очень люблю Латвию! Это родная страна! К сожалению, я крайне редко стал в ней бывать.
Корр.: Уже в детстве Вам пришлось проехать полстраны. А как в Новосибирске оказались Ваши родители? Вы что-нибудь знаете о своих предках?
В.К. Липский: Мама попала в Новосибирск таким образом. В начале прошлого века ее родители жили на территории нынешней Брестской области, на западе Беларуси. Когда началась Первая мировая война, они оказались в числе беженцев и попали в Сибирь. Почему они уехали, мне неизвестно. Я страшно жалею о многих вещах, в том числе и о том, что не успел больше узнать о своих предках.
Тем не менее, я знаю, что мой прадед по отцовской линии был крепостным в Московской губернии, не то в деревне Щербинке, не то в Щекино. Отец мне говорил, а я по молодости не записал название деревни и благополучно его забыл. Прадед женился на домоправительнице барина и тот освободил его от крепостной зависимости.
А мой дед, отец моего отца, служил машинистом на знаменитом броненосце «Князь Потемкин-Таврический», был участником восстания. Потом его, как и большинство матросов «Потемкина», отправили на русско-японскую войну 1904-1905 годов. Впоследствии он связал свою жизнь с железной дорогой, работал на Донбассе, на крупнейшем железнодорожном узле Дебальцево, где появился на свет мой папа. Этот город, наверное, сейчас знают все. Там еще не так давно шли ожесточенные бои… А моя бабушка, мама моего отца, родом из Севастополя, но о её молодых годах я тоже ничего не знаю. Летом мы - три брата, с родителями приезжали к ним в Дебальцево в отпуск.
В 1954 году начался третий этап моей жизни. Семья снова вернулась в Россию, но уже в Калининград. За двадцать лет, проведенных в этом городе, из школьника-пятиклассника я превратился в сложившегося специалиста и сформировавшегося человека.
Корр.: Как формировался круг Ваших интересов? Как Вы пришли к своей профессии?
В.К. Липский: Мне кажется, я – активный человек. Это у меня с детства. Сначала в пионеры вступил, потом – в комсомол. Как только достиг возраста, когда можно было вступить в партию, то я тут же подал заявление. В школе был председателем совета отряда. В девятом классе меня избрали секретарём комитета комсомола школы. Вы же помните те времена? Руководителем организации был директор, дальше – секретарь парткома, секретарь комитета комсомола, секретарь месткома и заместители руководителя. И я с конца девятого класса участвовал в заседаниях райкома комсомола, присутствовал на различных совещаниях. Сидел рядом с секретарем парткома!
Поскольку мой папа был железнодорожником, как и дедушка, и дядя, то вопрос о том, куда поступать учиться, передо мной просто не стоял. Я поехал в Гомель, в Белорусский институт инженеров железнодорожного транспорта, БИИЖТ, и проучился там год на специальности «Строительство железных дорог».
После ухода немцев университета в Калининграде не стало. Когда в 1947 году началось активное заселение области, бывшей Восточной Пруссии, в городе был образован обычный провинциальный пединститут. Подобные ему были и есть, наверное, в большинстве областных центров России. И вот в 1958 году Хрущев, решивший «разбросать» ряд московских вузов по стране, перевел в Калининград «рыбный институт» – Московский технический институт рыбной промышленности и хозяйства – Мосрыбвтуз.
Это был очень крупный институт, и мои одноклассники поступили туда. В частности, мой близкий друг с пятого класса Володя Бекасов. Мы всю жизнь прошли вместе. Я стал секретарем Калининградского горкома комсомола, он – секретарем райкома комсомола. Потом я перетянул его в Новополоцк. Он работал в НПИ доцентом, а потом заведующим на кафедре сопротивления материалов.
Корр.: И тогда Вы решили вернуться из Гомеля на свою вторую родину, к родителям?
В.К. Липский: Да, причем пришел сразу на второй курс, где уже учились мои одноклассники. Как раз в это время на первый курс Мосрыбвтуза поступили будущие преподаватели нашего университета – Борис Павлович Чемисов, Виктор Алексеевич Данилов и Игорь Николаевич Сычев.
Для возвращения в Калининград существовали и экономические причины. В семье – трое сыновей. Мама тогда еще была домохозяйкой или только-только устроилась в райком партии простым техническим работником с небольшой зарплатой. Папа возглавлял станцию Калининград-сортировочная. Содержать семью из пяти взрослых людей родителям было нелегко. Наверное, экономия средств – главная причина моего возвращения из Гомеля. Раз в Калининграде образовался хороший институт, а я, общаясь с друзьями, понял, что это именно так, то стоило вернуться домой. Отец отнесся к тому, что я не стану продолжателем трудовой династии очень спокойно! Он был неэмоциональным человеком. Сказал: «Делай то, что считаешь нужным!»
Корр.: Чем Вы руководствовались при выборе специальности, на которой предстояло учиться в Калининграде?
В.К. Липский: У меня не было особой тяги к какой-то определенной специальности или профессии. Я не мечтал, например, стать летчиком или моряком. При этом был убежден, что мое призвание – быть инженером. Поскольку я чувствовал в себе большую способность к организационной работе, то выбирал специальность, которая могла бы стать широкой площадкой для моего дальнейшего движения. В БИИЖТе я отдал предпочтение «Строительству железных дорог», а в Калининграде – машиностроению. По вузовскому диплому я – инженер по технологии машиностроения, станкам и инструментам.
Корр.: Как проходили Ваши студенческие годы?
В.К. Липский: В годы студенчества я очень активно занимался спортом. Заметным спортсменом не стал, но от физического совершенствования и духа состязательности я получал огромное удовольствие. Участвовал в художественной самодеятельности. В институте был режиссером студенческого театра эстрадных миниатюр, СТЭМа. А, кроме того, я продолжал заниматься тем, что сейчас называется общественной работой – комсомольскими делами. Сначала меня избрали членом комитета комсомола, а где-то на пятом курсе – его секретарем. Это уже было серьезно!
Комсомол стал для меня прекрасной школой! Мы не чувствовали идеологии. Комсомол был для нас просто организацией, в которой мы работали для достижения определенных общественно полезных целей и результатов. А то, что мы боремся за коммунизм, никто нам не говорил, и сами мы об этом не думали.
Расскажу характерный эпизод из моей комсомольской работы в институте. В 1964 году я, еще пятикурсник, был секретарем комитета комсомола. Институт проводил студенческую конференцию вузов республик Прибалтики, БССР и Калининградской области. Я организовывал это мероприятие. Что мы сделали? Я договорился с одной строительной организацией Калининграда, что наши студенты выкопают по всему городу траншеи для укладки кабелей связи. Заработанные деньги строители должны были потратить на то, чтобы отремонтировать лучший калининградский ресторан, который, в свою очередь, устраивал нам бесплатный банкет на 200 студентов-участников конференции! Вы представляете, как непросто было проделать такой объем организационной работы! Да еще в советских условиях! Понимаете, какие я, 21-летний пацан, приобрел организационные навыки в то время! И не один я. Мы ведь работали в команде – весь комитет комсомола. У меня было около десятка помощников.
По окончании института меня распределили в Астрахань. Тогда же я женился на своей одногруппнице Валентине Васильевне Липской. Она тоже работала доцентом в НПИ, но, к сожалению, уже больше двадцати пяти лет ее нет с нами… Но в Астрахань мы не поехали, так как я стал секретарем комитета комсомола. Остался в институте и полгода преподавал на кафедре черчения. И тут меня вызывают в горком партии и предлагают стать вторым секретарем горкома комсомола. Мне был только 23 год, но я подумал и, конечно, согласился. Но через год собрали заседание пленума горкома комсомола и все секретари райкомов комсомола потребовали, чтобы меня освободили от этой работы. В чем дело? Они рассказывали, какой я плохой. И в чем же я провинился? Приезжал в райком комсомола и спрашивал: «Как дела? Что вы сделали?» Они мне показывали бумаги, а я говорил: «Это хорошо! А сделали вы что?!»
Я их своей требовательностью «достал»! Был очень «неудобным» руководителем, и они сговорились сместить меня с должности. Я сказал, что ухожу. Меня вызвали в горком партии и предложили стать секретарем парткома крупнейшего секретного военного завода. В горкоме партии прекрасно понимали, на какой почве у меня возникли проблемы в комсомольской организации, и поддерживали меня. Но я им честно ответил: «Нет, товарищи, я этого хлеба уже наелся и ухожу в аспирантуру!»
Корр.: Вы учились в калининградской аспирантуре?
В.К. Липский: Да, я вернулся в институт на кафедру теоретической механики к своему старшему другу, профессору Аркадию Лазаревичу Фонареву. Когда я был секретарем комитета комсомола вуза, он возглавлял партком института. Аркадий Лазаревич, замечательный гидромеханик, гидравлик, приехал к нам из Москвы. Он был учеником знаменитого профессора Леонида Абрамовича Эпштейна, начальника научного отдела Центрального аэрогидродинамического институт имени Жуковского, ЦАГИ. Там рождалось все, что летало и плавало в Советском Союзе, то есть авиация, космические аппараты и флот. Это было предприятие, организованное Николаем Егоровичем Жуковским. Эпштейн подрабатывал в Мосрыбвтузе профессором. Вся его основная энергия шла, конечно, на ЦАГИ, но в рыбном институте был полноценный судостроительный факультет. А промысловые рыболовные суда очень сложны – целые плавучие фабрики!
Эпштейн жил в Москве, но время от времени приезжал в Калининград. А.Л.Фонарев, который ко мне очень хорошо относился, привел меня к Леониду Абрамовичу и сказал: «Вот Володя! Очень хороший парень, он Вас будет слушаться во всем!» Почему-то именно так он меня охарактеризовал. Леонид Абрамович сказал: «Ну, все, готовьтесь в аспирантуру!» Мы потом стали очень близкими людьми: я у него неоднократно бывал дома, он – у меня, я и с детьми его дружил.
После горкома комсомола перешел на кафедру теоретичесеой механики и начал преподавать теоретическую механику и гидравлику. Особенно мне понравилась последняя. Но в рыбном институте не было аспирантуры по гидравлике. Пошел на теорию корабля. Это наука о движении корпуса судна в водной среде, о взаимодействии воды и корпуса судна. Теория корабля – та же самая гидромеханика, но применительно к конкретному разделу техники. А поскольку я был машиностроителем, и гидравлику нам преподавали в незначительном объеме, то к поступлению в аспирантуру я готовился четыре года! За это время я «пробуравил» классический двухтомник «Теоретическая гидромеханика» Николая Евграфовича Кочина. Изучал самостоятельно, а Аркадий Лазаревич мне помогал. Потом я сдал экзамен в аспирантуру и с кафедры теоретической механики перешел на кафедру теории корабля.
Корр.: Над какой научной проблемой Вы работали?
В.К. Липский: Тема моей диссертации – «Прорыв воздуха к телам, пересекающим свободную поверхность». Я писал ее пять лет. Идея такая. Возьмем судно на подводных крыльях. Поскольку поверхность крыла находится недалеко от свободной поверхности, под крылом – высокое давление, а над ним – низкое, то воздух прорывается в зону низкого давления с поверхности воды к поверхности крыла. Когда судно совершает циркуляцию (в мореходстве так называют движение плавсредства по круговой или близкой к ней траектории), крайнее крыло поднимается, и подъемная сила на нем падает, а, значит, судно может перевернуться. Это по теореме Жуковского. Почему самолеты не падают? Потому что под крылом – давление высокое, а над крылом – низкое. Теплоходики, ракеты на подводных крыльях, на которых Вы могли кататься – это «отходы» военного производства. Все-таки главные идеи были направлены на создание боевых судов – торпедных катеров. В ЦАГИ этим делом и занимались.
Одно из областей научной деятельности Леонида Абрамовича Эпштейна - кавитация, то есть образование пузырьков газа в жидкости. Когда я к нему пришел в первый раз он сказал: «Вот возьмите эту книжечку – она сейчас продается в вашем книжном магазине – и прочитайте!» Это была монография Александра Давидовича Перника «Проблемы кавитации». Купил и начал ее читать… Была бы книга написана на китайском языке, хуже бы мне не стало! Я и на родном, русском, ничего не понимал! Разобрался во всем только через несколько лет!
В 1964 году я окончил институт, в 1968-м поступил в аспирантуру, а в 1973-м защитил кандидатскую диссертацию. На моей защите присутствовали крупнейшие гидромеханики Советского Союза. Приехали ученые из Ленинграда – судостроительной столицы страны. А.Д. Перник к тому времени уже умер, к сожалению. Встретиться мне с ним не довелось. Но я познакомился с легендарными учеными – Ароном Семеновичем Гиневским, Генрихом Наумовичем Абрамовичем – светилами мирового уровня! Вы же из школьной программы помните физика Даниила Бернулли? Так вот это люди того же уровня! А я на момент защиты был ведь еще пацаном!
Корр.: Защита кандидатской диссертации наверняка приблизила начало четвертого этапа Вашей жизни – белорусского.
В.К. Липский: Несомненно! Я бы оставался в Калининграде и дальше – считаю этот город одной из своих «родин», но в 1974 году я неожиданно переехал в Новополоцк.
К этому времени я уже стал кандидатом наук, но на кафедре теории корабля в тот момент не было вакантных педагогических мест. Как инженера научно-исследовательского сектора, меня назначили начальником полигона по натурному испытанию моделей судов. В калининградском институте есть громадный «опытовый бассейн» длиной порядка ста метров, по «берегам», то есть бортам, которого проложены рельсы. По этим рельсам перемещается экспериментальная платформа на колёсах, на которую закрепляются испытываемые модели судов. В бассейне можно создавать волнение с заданной характеристикой волн, испытывать модели на заданных скоростях и так далее. Одновременно подобные испытания проводились и на реальном волнении. Вот меня и назначили начальником такого полигона, который располагался на Куршской косе на берегу Калининградского залива.
Но проработал я там недолго. Появился Борис Павлович Чемисов. Я уже упоминал, что он учился на курс младше меня. Мы дружили, вместе активно занимались общественной работой: я стал секретарем комитета комсомола, а он – председателем студенческого месткома института. Борис Павлович был, конечно, постарше и посолиднее, послужил в армии, в том числе какое-то время сверхсрочно.
Так вот, научным руководителем Бориса Павловича был белорусский академик Евмений Григорьевич Коновалов. Когда Боря защитился, Е.Г.Коновалов рекомендовал ему перейти на работу в Новополоцкий политехнический институт, НПИ. Начав работать в НПИ, Борис Павлович, по согласованию с Эрнстом Михайловичем Бабенко, предложил переехать в Новополоцк ещё нескольким преподавателям калининградского ВУЗа, в том числе и мне.
Если бы мне за месяц до того, как я принял решение переехать в Новополоцк, кто-нибудь сказал, что я когда-нибудь уеду из Калининграда, то я бы воспринял это, как личное оскорбление.
Мы с Валентиной Васильевной и с двумя детьми десять лет до этого жили без собственной квартиры, скитались по городу. В тот момент, когда на том памятном пленуме секретари райкома начали меня атаковать, первая мысль была: «Все! Уплыла квартира!» Как секретарь горкома комсомола я бы квартиру получил. Это дело было на мази. Но не получилось… И вот сразу после защиты мне дали квартиру! Однокомнатную! В «хрущевке»! И сняли со всех очередей. Все! Вопрос о покупке квартиры в то время просто не стоял. А тут Борис Павлович говорит: «Тебя там ждет хорошая четырехкомнатная квартира!»
Я напряженно думал, страшно переживал, советовался с Эпштейном. Леонид Абрамович сказал: «Володя, вы – гидромеханик?» – «Да!» – «Какая Вам разница, что по трубе течет – вода или нефть? Здесь Вы водой занимаетесь, а там будете нефтью. Вы гидромеханик и там Вам дадут квартиру. Так какая Вам разница?!» Ему с его московских высот Калининград тоже казался глубокой провинцией. В общем, я принял решение и 1 апреля 1974 года приехал в Новополоцк.
Корр.: Как состоялось Ваше знакомство с Новополоцком? Вы ведь наверняка приезжали сюда «на разведку»?
В.К. Липский: Я защищался летом 1973 года, и к весне 1974-го меня уже утвердили. Я ехал в Москву получать документы кандидата наук. Можно было выбрать и более прямой путь (Калининград – Минск – Москва), но я поехал через Клайпеду, Вильнюс и Полоцк.
Вышел в Полоцке, Боря Чемисов встретил меня и отвел к Эрнсту Михайловичу Бабенко. Мы с ним поговорили. Уже не помню деталей этого разговора, только место, в котором он происходил. Кабинет Эрнста Михайловича располагался там, где сейчас сидит Владимир Николаевич Стрижак. И все! 1 апреля 1974 года я уже был в Новополоцке, меня поселили в общежитие. В августе сюда переехала моя семья, и нам дали вторую комнату. В такой роскоши мы еще не жили: дети отдельно, мы отдельно! В общежитии соседствовали с некоторыми нашими коллегами. Многих уже нет… Этим пейзажем, который мы сейчас видим за окном моего кабинета, я, получается, любуюсь уже сорок три года!
Корр.: Бытовые вопросы в институте в то время решались очень быстро. А как Вы устроились на своем новом рабочем месте?
В.К. Липский: Начал работать старшим преподавателем кафедры технологии машиностроения, которую тогда возглавлял Юрий Петрович Ощепков. Замечательный был человек! Преподавал. Мои лекции по технологии машиностроения слушали и Николай Николаевич Попок, и декан факультета машиностроения и автомобильного транспорта Александр Витальевич Дудан, и не только они. Но кафедры гидравлики в НПИ не было, и это вызывало у меня глубокое разочарование. Я же ни одного дня не работал в машиностроении!
Гидравлику в институте читали преподаватели кафедры химической техники: А.А. Гриченко, грамотный специалист, он потом уехал из Новополоцка, и еще несколько человек.
В 1976 году я перешел на кафедру санитарной техники, на которой открыли специальность «Водоснабжение и водоотведение». Стал читать там курс гидравлики. Тогда среди моих студентов была и Наталья Ивановна Качанова, теперь Глава Администрации Президента Республики Беларусь. На кафедре образовалась секция водоснабжения и водоотведения, гидравлики и охраны труда, а 1 января 1977 года – сорок лет тому назад - была образована самостоятельная кафедра.
Петр Иванович Швед, с которым мы были друзьями в человеческом плане, поставить меня зав. кафедрой не мог. По тем временам я был слишком молод. А ведь мне уже было 35 лет! Это сейчас даже девчонок помоложе ставят на такие должности.
В это время из Саратова приехал профессор Александр Моисеевич Левин. Очень интересный человек! В свое время окончил паровозостроительный факультет Харьковского политехнического института, тоже железнодорожник, был крупнейшим в стране специалистом по сжиганию газа. Василий Васильевич Булах у него потом защищался. Мы познакомились с Александром Моисеевичем, сдружились. Он уже был пожилым человеком и страшно не хотел связывать себя организационными хлопотами, но в конце концов удалось уговорить его стать заведующим кафедрой. Александр Моисеевич занял созидательно-доброжелательную позицию и стал для меня «фундаментом» и «крышей». Все остальное на кафедре делал я.
Корр.: Преподавание, большая организационная и общественная работа не слишком тормозила Вашу научную деятельность?
В.К. Липский: Скорее наоборот, создание нашей кафедры дало ей мощный толчок! Еще работая рядовым доцентом, я сразу продолжил работу над своей тематикой. На первую же ежегодную научную конференцию НПИ в 1977 году А.Л. Фонарев и Л.А. Эпштейн привезли мне сюда крупнейших ученых – уже упомянутых мной Гиневского, Абрамовича. Из Минска приехал профессор Зиновий Пинхусович Шульман. Именно тогда на кафедре первый раз побывал профессор Михаил Эхильевич Шварц, сотрудник московской организации СКБ «Транснефтеавтоматика», который сыграл в формировании научного облика кафедры решающую роль. Будучи высококвалифицированны, авторитетным и широкоизвестным в отрасли специалистом, действующим в производственной сфере, он по существу ввёл меня, да и всю кафедру, в научно-техническое и образовательное сообщество магистрального трубопроводного транспорта страны, в многом определив место нашей кафедры в этом сообществе. Являясь заказчиком первых наших научных хоздоговоров, он очень много сделал, для того, чтобы кафедра установила необходимые научные связи, как в научно-производственной, так и в образовательных сферах. Я его считаю своим первым учителем в области трубопроводного транспорта.
На этой конференции я заключил свои первые хоздоговора. Сразу же после заключения этих договоров стало формироваться научное ядро будущей научной лаборатории. Оно состояло из трёх высококвалифицировааных преподавателей других кафедр института. Это, в первую очередь, к.э.н. Маргарита Мустафеевна Тихонова, доцент кафедры экономики, к.т.н. Зинаида Сергеевна Теряева, доцент кафедры химической техники и к.т.н. Герман Степанович Рысев, доцент кафедры деталей машин. Именно участие этих преподавателей в формировании научной деятельности молодой кафедры определили её успех. Вклад каждого из них и в получение научных результатов и в организацию научной деятельности кафедры и установлению научных контактов трудно переоценить. Кроме всего прочего они привлекли к работе по нашей тематике своих студентов, которые со временем стали ведущими преподавателями университета. Назову здесь только двоих: М.М. Тихонова привлекла для работы по нашей тематике студентку Наталью Беларусову, которая впоследствии стала деканом экономического факультета и первым проректором универстета; З.С. Теряева привлекла студента Павла Коваленко – впоследствии ответственного секретаря приёмной комиссии, декана инженерно-технологического факультета и проректора университета по воспитательной работе. Первый из заключенных в 1977 году хоздоговор был связан с решением проблем контейнерного трубопроводного гидротранспорта. Он касался транспортирования по трубопроводам в потоке нефти или нефтепродуктов твердых грузов в контейнерах. В результате мы с нашими московскими партнёрами оборудовали опытно-промышленный магистральный продуктопровод Кириши – Ленинград для транспортирования твердого битума в полиэтиленовых капсулах.
Второй договор был связан со сбором нефти с поверхности воды. Дело в том, что, когда я писал свою кандидатскую диссертацию, работая на кафедре теории корабля, у меня установилились очень прочные отношения с конструкторской организацией ЦКБ «Нептун» в Москве. Она, в числе прочего, занималась проектированием нестандартных судов – катамаранов, судов на подводных крыльях. Представители этой организации тоже приехали на конференцию в Новополоцк.
Незадолго до этого в Северном море произошла крупная авария нефтеналивного танкера. Сотни тонн вылились! Это была мировая катастрофа, которая затронула Великобританию, Норвегию. Начали строить нефтесборные суда. Для военно-морских гаваней Советского Союза их строительство и было поручено ЦКБ «Нептун». Мы договорились, что корпус спроектируют они, а начинку, то есть технологию, разработаю я. Вот и получилось, что наш суперсухопутный Новополоцкий политехнический институт имеет два или три патента на конструкции нефтесборных судов!
В течение трех пятилеток Азовская судоверфь выпускала эти нефтесборные суда нашей разработки (проект «Скаробей»)! Я около месяца жил в Баку на испытаниях. В Интернете, наверное, можно найти фотографии этих судов. Вот такой был успех! Сейчас это направление вышло на новый уровень. Мы занимаемся защитой окружающей природной среды от разливов нефти на трубопроводах. Это тема моей докторской диссертации.
Третья тематика, которой мы тогда занялись, – упаковывание битума в полиэтиленовую пленку. Вы обращали внимание, что обычно битум перевозят в бумажной упаковке в больших круглых бобинах? Экологически это очень плохая технология! Во-первых, рабочий подвергается вредному воздействию паров расплавленного битума во время заливки. Во-вторых, она предполагает значительные отходы. Упаковочная бумага дает страшное загрязнение. В-третьих, бобину битума нужно вручную рубить на куски. Это очень тяжелый труд! Мы научились упаковывать битум в полиэтиленовые мешки. Это была непростая задача! Битум заливается при температуре 170 °C, а полиэтилен теряет прочность при 90 °C. Но мы придумали систему охлаждения и оборудование, которые делают возможной такую упаковку битума, сделали промышленную установку и лицензию продали в Польшу. Это была первая лицензия, которую продал наш университет за границу. Мы с Пашей Коваленко неделями сидели в Кракове и запускали эту установку. Упаковывание битумов в полиэтиленовую тару стало темой диссертации Павла Васильевича Коваленко, моего аспиранта.
Нашими партнерами были головные московские организации, а по упаковыванию битума мы сами были головной организацией Госплана и Госкомитета по науке и технологиям СССР! В те годы контейнерный трубопроводный транспорт был очень «модным» направлением в науке. Действовала государственная программа, и мы в ней активно участвовали. И вот по всем направлениям у нас были очень серьезные внедрения. У меня одного было около сотни патентов. Велась подготовка молодых научных кадров. По всем этим тематикам у меня были аспиранты. Вот так в первые годы существования нашей кафедры, ещё до открытия трубопроводной специальности, формировались её научные направления.
Корр.: Кафедра динамично развивалась, прирастала научными кадрами и, наконец, родила еще одну специальность – «Проектирование, сооружение и эксплуатация газонефтепроводов и газонефтехранилищ».
В.К. Липский: Беларусь – это великая трубопроводная держава! В советские годы, да и в постсоветские – вплоть до самого последнего времени – ни одна страна в мире не имела такой протяженности трубопроводов и таких объемов перекачки в расчете на душу населения! Но наши трубопроводные организации – Газпром, полоцкая «Дружба», гомельская «Дружба», Мозырский продуктопровод – преимущественно комплектовались за счет кадров из России. Подготовка специалистов для отрасли велась в Уфе, Москве, Тюмени, Ухте и украинском Ивано-Франковске. В институтах этих городов работали кафедры трубопроводного транспорта.
Эту ситуацию хорошо понимал Э.М. Бабенко, который в течение ряда лет активно боролся за открытие трубопроводной специальности в НПИ. В конце концов, в 1995 году специальность «Проектирование, сооружение и эксплуатация газонефтепроводов и газонефтехранилищ» впервые в Беларуси была открыта в ПГУ на нашей кафедре, которую я уже в то время возглавлял.
К этому времени, занимаясь трубопроводным контейнерным гидротранспортом, с помощью своих московских партнеров я полностью вошел в сообщество трубопроводных кафедр Советского Союза, поддерживал с ними самые тесные связи. Вот здесь в кабинете у меня целый шкаф с книгами, которые мне подарили их авторы – как правило, руководители кафедр или ведущие профессора. Когда я об этом рассказал Бабенко, у него не осталось никаких сомнений в правильности этого пути.
В то время я был проректором по науке. И в этот очень скромно оборудованный тогда кабинетик заведующего кафедрой приезжали профессора – деканы и заведующие кафедрами из Москвы и Ивано-Франковска. Неделями сидели они за этим столом и писали документацию для нашей специальности! Здесь я в первую очередь должен сказать о декане факультета трубопроводных систем Российского государственного университета нефти и газа им. И.М. Губкина профессоре Александре Дмитриевиче Прохорове, который в течение многих лет нашей дружбы оказывал мне, нашей кафедре и институту большую и неоценимую помощь в организации учебного процесса по нашей специальности. Он часто бывал на нашей кафедре и можно сказать, что он явился камертоном, который задал тон в её работе. И такие отношения, в которых личная дружба и деловое сотрудничество переплетались в потоке доброжелательства, сложились у нас со всеми ведущими профессорами этого московского вуза. Я хочу с благодарностью назвать имена некоторых из них: Г.Г. Васильев, М.В. Лурье, В.М. Писаревский, В.А. Юфин, Г.А. Роев, В.И. Марон, да и многих других.
В первые же дни после открытия нашей специальности к нам приехала профессор Мария Дмитриевна Середюк, зав кафедрой транспорта и хранения нефти и газа Ивано-Франковского национального технического университет нефти и газа, которая проработала с нами больше недели и в тот период становления специальности дала нам бесценные рекомендации и материалы. Её приезд к нам инициировал главный инженер Белтрансгаза Цвитомир Дмитриевич Сорахан , выпускник Ивано-Франковского института и однокашник М.Д. Середюк.
Здесь я должен сказать ещё об одной группе наших партнёров - учёных из Уфы, крупнейшего научного и образовательного центра магистрального трубопроводного транспорта. Именно в этом городе находился ведущий в отрасли Всесоюзный научно-исследовательский институт по сбору, подготовке и транспорту нефти и нефтепродуктов. В Уфе также есть крупнейший Уфимский государственный нефтяной технический университет, который является одним из лидеров подготовки инженерных и научных кадров для нефтегазовой отрасли. Благодаря, доценту М.М. Тихоновой, выпускнице Уфимского нефтяного университета и его аспирантуры, и поддержке своих московских партнёров, я установил с рядом крупнейших учёных этих организаций прочные деловые связи. Особо я бы хотел сказать о наших отношениях с академиком Асгатом Галимьяновичем Гумеровым, генеральным директором Всесоюзного института и профессором нефтяного университета, вице-президентом академии наук Башкортостана. Это один из крупнейших специалистов в области трубопроводного транспорта и меня с ним связывает многолетняя дружба и плодотворное сотрудничество. Он избран почётным профессором нашей кафедры. И Асгат Галимьянович лично и его коллеги из научного института и из университета очень много сделали, чтобы поддержать и помочь развиться молодой кафедре.
Вот те специалисты и организации, оказавшие нашему университету серьёзную помощь и поддержку в освоении новой специальности, о которых я не мог не сказать. Огромное им спасибо!
Корр.: Вы довольны результатами работы кафедры в области подготовки специалистов для трубопроводной отрасли?
В.К. Липский: Сейчас в России, наверное, около десятка кафедр трубопроводного транспорта. Сопоставляя их уровень с нашим, имею все основания утверждать, что мы входим в число лучших! Не бывает такой поездки в Минск или Гомель, чтобы меня не упрашивали переехать к ним. Но я на все такие предложения отвечаю: «Перебьетесь! Пока я жив, нигде кроме как в Полоцком государственном университете такой кафедры не будет!»
Руководителями трубопроводных предприятий Беларуси в значительной мере являются специалисты, которых подготовила наша кафедра. Вот и совсем недавно весь день на кафедре провел Павел Михайлович Войтов, первый заместитель главы «Газпром трансгаз Беларусь», наш выпускник.
Кафедра трубопроводного транспорта, водоснабжения и гидравлики стала неотъемлемым элементом отрасли! Мы не обслуживаем ее, только поставляя кадры, как, скажем, кафедры строительного профиля обеспечивают строительную отрасль. Я, к примеру, вхожу в руководство многих органов в нашей отрасли: занимаю должность заместителя председателя Межведомственного Совета по трубопроводному транспорту при Госкомнадзоре МЧС Республики Беларусь, руковожу Национальным техническим комитетом по техническому регулированию и стандартизации в области трубопроводного транспорта. И это далеко не все!
Начиная с 1996 года, мы проводим международные конференции по безопасности трубопроводного транспорта. Кафедра взялась за это дело, когда никто ничего подобного не проводил – Советский Союз разрушился, а научное сообщество еще долго приходило в себя. К нам съезжаются ученые со всего мира – из России и Украины, из стран Прибалтики, бывают представители Польши и Германии. ПГУ принимает весь цвет трубопроводной науки! Вот мы провели уже семь таких конференций и думаем сейчас о восьмой.
Я тридцать лет не защищал докторскую диссертацию! Еще в 80-е годы собрал хороший материал. В скором времени можно было бы защищать докторскую. Но я себе представить не мог, что стану таким же доктором, как Эпшетейн, как Фонарев, как другие гиганты! Меня уже просто «выдавило» в это пространство. Многие коллеги по трубопроводному цеху недоумевали: «Как! Вы еще не доктор?!» А у меня еще «погоны» проректора по науке были на протяжении десяти лет. Я в Беларуси был «Липским». Никому в голову не приходило уточнять, какие там буквы перед фамилией стоят – «к.т.н.» или «д.т.н.». И меня это не очень волновало. Я был страшно погружен в существо того, чем я занимался.
На кафедре сложилась научная школа в области безопасности трубопроводного транспорта. За эти годы было подготовлено и защищено семь кандидатских и одна докторская диссертации. Но кафедра стала настоящей кузницей кадров для всего нашего университета! Возьмите, например, Наталью Леонидовну Белорусову, доцента кафедры экономики, управления и экономической теории, а ранее декана финансово-экономического факультета и первого проректора. Наша кафедра – её первое рабочее место после получения диплома, а её диссертация выполнена по тематике, которая разрабатывалась на нашей кафедре! Аналогичная ситуация у декана радиотехнического факультета Юрия Геннадьевича Грозберга. Он -тоже наша кафедра!
Такая же линия профессионального роста и у ряда других специалистов, для которых наша кафедра стала первым рабочим местом и где они выполнили и защитили диссертации по тематике, разрабатываемой на кафедре. Это и начальник отдела подготовки тендерных продаж, анализа и прогноза ОАО «Нафтан», к.т.н Антон Иванович Вегера, и ответственный технический руководитель службы водообеспечения на строящейся атомной электростанции в Островце, к.т.н. Дмитрий Петрович Комаровский, и доцент кафедры экологии и охраны природы Витебского университета, к.т.н. Владимир Евгеньевич Савенок. И это все не «серые фигуры», а сильные личности!
Небезызвестные Павел Васильевич Коваленко, к.т.н. – бывший декан инженерно-технологического факультета, а ныне проректор по воспитательной работе, и декан инженерно-технологического факультета Андрей Геннадьевич Кульбей, к.т.н. – тоже наша кафедра! Мы гордимся тем, что за годы существования кафедры из наших выпускников выросли специалисты такого масштаба. Но, к сожалению, мы – кафедра-донор…
Я сейчас читаю курс «Основы научной деятельности и основы научных исследований» и, конечно же, глубоко «влез» во все эти вопросы. Что такое научная школа? Если руководитель работает сам по себе, то это не научная школа. Основоположник должен быть «стволом», а его ученики – «ветвями». Кульбей, Коваленко, Комаровский и так далее – это есть «ветви», которые дают жизнь более маленьким веточкам. Древо научной школы должно быть раскидистым и плодоносящим! Но у нас появляется ветвь – ее отрубают, некоторые ветви засыхают сами. Сейчас в составе кафедры работают только два специалиста, получившие в предыдущие годы учёные степени в области трубопроводного транспорта. Остальные работают за пределами кафедры.
Корр.: Кафедра трубопроводного транспорта, водоснабжения и гидравлики – это не только специальность ТНГ, но и ВВ – «Водоснабжение, водоотведение и охрана водных ресурсов». Как развивается это направление?
В.К. Липский: Я столько сил вложил в специальность ВВ! Организовал проведение научного совещания четырех белорусских кафедр, которое провел сам министр коммунального хозяйства! Был создан Научно-технический совет. Мы хотели поднять это направление. Ректорам четырёх вузов оставалось подписать итоговый документ. Но как только эта бумага попала в Белорусский национальный технический университет и там сказали: «Что это такое!? Мы – головной вуз по специальности ВВ, а тут какой-то ПГУ, какой-то Липский…»
Надо объединить специальности ТВ и ВВ. В этом направлении, кстати, Министерство образования и движется. Будет одна специальность – «Инженерные сети». Когда нам передавали «Водоснабжение, водоотведение и охрану водных ресурсов» мне говорили: «У них мало кандидатов наук, а Вы – гидравлик…» Сразу вспомнились слова Эпштейна: «Какая Вам разница, что течет по трубам, нефть или вода?» Но все же это совершенно разные области! С одной стороны, это коммунальное хозяйство, а с другой стороны, это нефтехимический комплекс.
Корр.: А есть ли на кафедре приток молодой крови?
В.К. Липский: Мы отобрали для себя двух ребят, наших выпускников. Думали, что оставим их на кафедре. По белорусско-российской программе обмена аспирантами ребята уехали учиться в Москву в Губкинский институт. Когда они еще были аспирантами, мы проводили конференцию. Приезжал их заведующий кафедрой, профессор Геннадий Германович Васильев. Он сказал, выступая с трибуны конференции: «Это супераспиранты! У нас таких аспирантов уже нет! Добросовестные, толковые, очень хорошие ребята!»
Но они, защитившись и ощутив всю прелесть российской жизни, заплатили деньги нашему государству – нужно было возвратить где-то 100 миллионов – и остались там. Причем, один из них еще и захватил с собой одну девчонку с кафедры, нашу преподавательницу – женился на ней. Она еще пока работает у нас, но скоро уже уедет…
Корр.: Владимир Константинович, Вы не только «раскрутили» целый ряд специальностей, кафедру и факультет, но и поучаствовали в развитии университета в целом не только за счет подготовки ценных руководящих кадров, но работая на самых высоких должностях, например, проректора по науке.
В.К. Липский: И даже проректора по экологическому образованию! Когда я пришел в наш институт, меня тут же избрали председателем месткома. Годик поработал на этой должности. Кроме того, я почти всегда был членом парткома и отвечал за науку. И когда Э.М. Бабенко в 1986 году вернулся из Москвы, то через некоторое время пригласил меня к себе и предложил должность проректора по научной работе. Вот так в 1988 году я стал проректором по научной работе. Я предлагаю Вам должность проректора по научной работе». Вот так в 1988 году я стал проректором по научной работе.
Когда я принимал эту должность, наш институт по объемам научного финансирования шел в списке белорусских вузов пятым снизу. Когда через десять лет я передавал эту должность Федору Ивановичу Пантелеенко, мы были пятыми сверху! Выше нас были только минские вузы и гомельский железнодорожный, потому что он ведомственный, и в него соответствующее ведомство деньги вкладывало.
Корр.: Как Вам удалось достичь столь впечатляющих результатов?
В.К. Липский: Секрет очень прост. Я всегда начинал идти от того, что именно нужно сделать для достижения конкретного результата. Без стратегического планирования, естественно, не обойтись, но план должен сидеть в голове где-то очень далеко.
Я, например, в свое время брал весь аппарат НИСа и приходил на кафедру. К нашему визиту готовились, показывали, что у них есть в научном плане. Потом мы со всей кафедрой часами сидели, и я задавал вопросы: «Что Вы можете сделать, и чем мы можем помочь?» Благодаря этому все кафедры были подняты! Руки не дошли только до радиотехнического факультета, но позже и он встал на ноги.
Корр.: Как Вы пришли к такому стилю руководства и взаимоотношений с коллегами?
В.К. Липский: У меня прекрасная школа! Как я стал таким? В советские времена один крупный школьный педагог-новатор, работавший на Украине, говорил: «Если взять свежий огурец и бросить его в рассол, то хочет огурец или нет, а через неделю он станет соленым огурцом. Все определяет рассол!» Этим он иллюстрировал свою мысль о том, что все в развитии человека зависит от среды. Так и на мои качества повлияли условия, в которых я вырос, люди, которые меня окружали.
Во-первых, большую роль в моем формировании сыграли родители. Казалось бы, они совершенно не занимались моим воспитанием и воспитанием моих братьев. Они просто жили. Но мы стали такими, равняясь на них! Во-вторых, всю жизнь меня окружали хорошие люди! Я практически не знаю случаев предательства друзей. Есть несколько эпизодов, когда кто-то повел себя непорядочно, но не более. Я стал таким, каким я стал, потому что буквально со старших классов школы попал в прекрасную среду. Меня окружали хорошо относящиеся ко мне люди, обладавшие высочайшей квалификацией в тех вопросах, которыми они занимались.
Я все время находился в такой среде, где меня уважали и направляли, дорожили и оберегали. Директор школы, бывший заведующий идеологическим отделом райкома партии, педагог по образованию учил меня работать! Причем, он вовсе не усаживал меня за стол и не рассказывал о чем-то абстрактном. Мы просто вместе действовали! А потом то же самое было во время учебы в институте, в аспирантуре. Я пришел в комитет комсомола, сменив предыдущего секретаря Бориса Яковлевича Розендента. Его барельеф сегодня установлен на стенах калининградского института. Это выдающийся ученый. А когда я пришел туда, он был еще только аспирантом. Это был такой организатор, такой талантливый человек! А подобных людей вокруг меня были десятки! Мои старшие товарищи всегда меня поддерживали, и всем, что я знаю и умею, я обязан им.
К сожалению, практически никого из людей того поколения уже нет в живых. Приезжаю в Калининград – мне не с кем встретиться… Но я всегда помню, кому я обязан всему, чего достиг. Мое кредо: невозвратный долг своим наставникам я должен отдать моим ученикам! У меня на столе всегда лежит чья-либо диссертация. Многие из тех, кто собирается защищаться, приходят ко мне. Я всем рассказываю, как это делать. Стараюсь помочь всем без исключения!
Корр.: Вы много бывали за границей…
В.К. Липский: Я редко бывал за границей! В моем образовании есть два серьезных изъяна: я не знаю английского языка и не окончил физико-математический факультет. Если бы я мог начать жизнь сначала, то повторил бы все, что сделал, а еще потратил бы время на изучение английского языка! Это серьезный изъян, из-за которого мне часто приходится краснеть. Кроме того, моя инженерная подготовка не подкреплена фундаментальной математической. Как гидравлик я математику знаю, но математическое мышление у меня, к сожалению, не сформировалось. Для этого нужно было окончить мехмат университета.
Корр.: Это рассуждения перфекциониста. Вы – перфекционист?
В.К. Липский: Наверное, в голове я перфекционист – стремление к совершенству мне не чуждо. Но я и абсолютный реалист. У меня нет трех качеств: я не способен ревновать, не способен завидовать и не способен обижаться. Обидеть меня невозможно! Можно совершить поступок, по отношению к которому у меня может сложиться определенное мнение, но чтобы я себя чувствовал обиженным – такого нет! А еще я не допускаю, чтобы со мной у кого-то испортились отношения. Нельзя побеждать человека! Победил – нажил врага! Для сохранения хороших отношений, надо «переигрывать», то есть пересматривать результаты «игры» в пользу другого.
Почему я не способен ревновать? Ни разу жизни у меня не возникло повода для ревности. Вот я два раза женат и оба брака оказались предельно счастливыми! Первый брак продолжался у меня тридцать лет, а второму браку скоро будет двадцать пять! Причем, для того, чтобы склонить мою первую жену стать моей женой, я потратил минут пять-семь. Столько же, наверное, ушло и на уговоры второй – Людмилы Андреевны, которая работает на ФПК университета. Из этого я сделал вывод, что браки заключаются на небесах! Не суетись, а Господь Бог тебе укажет.
Корр.: Вы верите в Бога?
В.К. Липский: Я, конечно, не религиозный человек, но с глубоким уважением отношусь к религии и к сфере культа, в целом. Я принял крещение уже после пятидесяти. Это случилось при очень непростых обстоятельствах. Моя первая жена лежала в онкологии в Полоцке, уходила из жизни... У них бывал священник католический и беседовал с больными. И однажды жена сказала: «Ты знаешь, я приму крещение». Она из больницы вышла, но, правда, ненадолго. Жена ушла из жизни некрещеной, а я после этого принял православие.
Я, как физик, как материалист, не могу себе представить существование чего-то, что невозможно объяснить. Нет ни одного материалистического доказательства того, что за этим что-то стоит. Тут нужна вера, а ее перекрывает мое сознание. Но я прекрасно понимаю, что нравственность человечества сформировалась в религии – в разных религиях. Люди стали людьми во многом благодаря этому. Наш мир материален и больше ничего не существует. Но в этом мире есть объект – человек, у которого есть более килограмма мозга. Так вот этот мозг создал вторую часть мира, который существует только в нашем сознании. Материалистический объект – человеческий мозг – создал то, что называется религией, нравственностью, моралью. Таким образом, и религия – материалистический продукт. Есть, конечно, и другое мнение: «Так это Господь Бог захотел, чтобы мозг все это создал!»
Корр.: Слушая Вас, постоянно задавал себе вопрос: «А есть ли у профессора Липского свободное время?!» Действительно, есть ли?
В.К. Липский: Мне незнакомо состояние свободного времени или отдыха. Я нахожу удовольствие в работе! Хотя, конечно, люблю бывать на даче. Так мы называем тот домик в деревне возле Лепеля, который нам достался от родителей моей второй жены, Людмилы Андреевны. Мы там все внутри обустроили конечно. У нас есть 30 соток, но Вы не найдете ни одной морковки – только газон и плодовые деревья. Небольшое болотце, которое было на нашем участке мы превратили маленький прудик. К сельскому хозяйству у меня интереса нет. А вот жена моего пасынка уговорила его купить небольшую тепличку для помидоров. Но мы просто любуемся, как они растут. Могу погулять немножко. Но потом все равно возвращаюсь за ноутбук. Вот так я на даче обычно и отдыхаю.
Раньше любил и за грибами в лес сходить. А рыбалка… Никогда не понимал страсти к рыбалке или охоте, но обожаю природу! Причем не в абстрактном смысле. Вот я еду, например, в машине, а делаю это я довольно часто, и получаю несказанное удовольствие от предстающих передо мной пейзажей. Где-то это открытые участки – поля, а где-то лес. Природа – ее красота и разнообразие – вдохновляют и придают силы. Раньше с моей первой женой и нашими детьми мы не вылезали из леса! Тогда еще машины не было, и мы ездили на автобусе в район Боровухи. Меня не привлекают джунгли. Даже тайга менее интересна. А вот эта природа – та, что в Беларуси, в средней полосе России, да и, к примеру, в Канаде – это мое!
Корр.: Есть ли у Вас какие-то пристрастия в литературе и музыке?
В.К. Липский: В последние несколько лет у меня появилась непреодолимая тяга к симфонической музыке. Понимаете, что-то, видимо, происходит со мной и окружающей средой. Во-первых, это связано с появлением современных компьютерных технологий. Мое увлечение музыкой отчасти объясняется тем, что у меня появился планшет. Положил его перед собой, нажал на кнопку и наслаждайся! Во-вторых, с приближением к 70-летнему рубежу я начал думать, что уже вступаю в серьезный возраст. Раньше-то я считал себя умственно недоразвитым: понимал, что мне уже шестьдесят, потом шестьдесят пять, а мозги были по-прежнему, как у тридцатилетнего человека. В последние годы я стал понимать, что возраст откладывает отпечаток на мое внутреннее состояние. И тут мне попалась громадная подборка записей оркестра под управлением Поля Мориа. Немного сентиментальная музыка, но она меня так захватила! А потом – Бах, Григ, многие другие классики.
Я слушаю музыку каждую ночь. Сплю очень мало: укладываюсь между девятью и десятью вечера и где-то около трех часов просыпаюсь. Раньше в такое время я писал тексты, но сейчас уже не могу себе этого позволить. В моей фонотеке порядка полутора тысяч музыкальных произведений. Есть у меня и немало песенных записей – Лещенко, Шульженко. Их я слушаю реже и, как правило, днем. Эта новая грань моего внутреннего состояния меня очень радует и доставляет мне такое же удовольствие, какое раньше доставляло чтение. А вот современную поп-музыку я не люблю.
Читать я стал меньше. Не хватает времени. У меня вот такой список общественных поручений! Мое любимое произведение – «Мастер и Маргарита» Михаила Афанасьевича Булгакова. Этот роман вышел в одном из советских толстых журналов, когда я жил еще в Калининграде. Один из моих друзей был настоящим книгоманом. Он и рассказал мне об этом произведении. Я был просто потрясен этой книгой!
Я не специалист в области художественной литературы и мне трудно профессионально оценивать ее достоинства и недостатки. Но как рядовой читатель могу сказать, что все хорошее мне страшно нравится! Люблю Гоголя и Пушкина. Николай Васильевич, например, хоть он и русский писатель, у меня ассоциируется с Украиной и украинской культурой. Люблю всех – от писателей, которых мы проходили в школе, и до самых современных авторов.
В последние годы я чаще читаю биографии ученых. Например, сегодня у меня на столе – книга о Данииле Бернулли. Как писал Маяковский: «Мы говорим Ленин, подразумеваем – партия, мы говорим партия, подразумеваем – Ленин». Так вот, перефразируя классика: мы говорим Бернулли, подразумеваем – гидравлика! Это один из основоположников этой науки, ученый, о котором я читаю лекции уже пятьдесят лет. У меня уже лет тридцать лежала его биография и вот, наконец, дошли до нее руки.
Здесь, в кабинете – только малая часть моих книг. По трубопроводному транспорту у меня, наверное, самая большая библиотека в Беларуси. Много книг по специальности дарили авторы; вдовы моих учителей оставляли мне их домашние библиотеки.
Корр.: Владимир Константинович, если подводить какие-то промежуточные итоги истории Полоцкого государственного университета, в чем Вы видите его самые важные, самые значимые достижения для региона, для страны?
В.К. Липский: Наш университет – достаточно сложное для анализа явление. Сам факт появления в Новополоцке вуза – это взрывной факт! Те люди, которые его организовали – первый директор Новополоцкого филиала Борис Егорович Соколов и наш первый ректор Эрнст Михайлович Бабенко – конечно же, совершили подвиг! Эрнст Михайлович заслуживает таких оценок и почестей, как те, которые сейчас оказаны первым руководителям Новополоцкого НПЗ. Бабенко – гениальный администратор! Создание Новополоцкого политехнического института – просто выдающееся событие не только в истории Новополоцка, но и в истории всего высшего образования Беларуси. Этот институт был нацелен на обслуживание одной из основных отраслей экономики – нефтегазохимического комплекса. А это если и не фундамент, то один из столпов нашей экономики!
Полоцкий край является для Беларуси не рядовым. Это колыбель белорусской государственности и духовности. Появление здесь университета, возрождение традиций высшего образования на Полоцкой земле, о чем сейчас справедливо и часто говорит наш ректорат – это тоже историческое событие! И оно выпало на нашу долю. Нужно признать, что до Дмитрия Николаевича Лазовского мы этого не то что не понимали, мы даже об этом и не задумывались. Нынешний состав ректората, получив из рук Президента и Эрнста Михайловича Бабенко эту площадку в Полоцке, все это дело оценил.
Ценно и то, что здесь возник вуз такого типа – классический университет. Утрата ПГУ своей технократической направленности меня отнюдь не огорчает. Наоборот, мне отрадно, что сейчас у университета есть две базы. Одна – техническая ветвь, отражающая структуру нашей промышленности. Вторая – гуманитарная, в которой значительное место занимает история Полоцкого края, его традиции. У нас появился такой выпускник университета, как Денис Владимирович Дук! Свою функцию университет успешно выполнял и интенсивно развивался, как в глубину, так и в ширину. Под глубиной я понимаю рост квалификации его кадров.
ПГУ может гордиться потрясающими успехами! Я просто в восторге от того, как у нас поставлена культурно-массовая и воспитательная работа! Много бываю в других университетах, чаще всего на каких-то торжественных мероприятиях, смотрю их концерты. Да там и близко ничего нет такого, что есть у нас! Я в восторге от того, в каком состоянии находятся наши помещения. То, во что превратили Междуречье – это просто блеск! То, что мы видим в Полоцком коллегиуме – Эрмитаж отдыхает!
Корр.: Владимир Константинович, Вы очень хорошо сказали о значении университета, а что бы Вы пожелали ему на следующие пятьдесят лет?
В.К. Липский: Я бы пожелал ПГУ продолжать движение этим курсом. Я человек системного мышления. Так вот, университет – это система, совокупность взаимосвязанных элементов. В ней есть научная, учебная и воспитательная деятельность, материально-техническое обеспечение, каналы связи с внешней средой – социумом.
Как я уже отметил, по двум направлениям – материально-техническому оснащению в части зданий и помещений и воспитательной работе – мы уже достигли высочайшего уровня! Но что же являлось, является и будет оставаться основным элементом любого университета? Что главное? Преподаватели! А среди преподавателей кто играет ключевую роль? Прежде всего, заведующие кафедрами! Без преподавателя и ученого, их заинтересованного труда и вдохновенного творчества не обойтись и в XXI веке!
Беседовал Владимир Филипенко